Книга Женщины, о которых думаю ночами - Миа Канкимяки

Я возвращаюсь в гостевую комнату в доме Олли и Флотеи в состоянии полной разбитости и нестерпимой тоски. Здесь все как прежде: на стройплощадке ничего не случилось, электричество так и не подключено. У Флотеи новые рыжеватые косы, красиво уложенные вокруг головы. Только я еще не здесь. Я побывала в иной вселенной и никак не хочу возвращаться. Олли понимает мое ощущение. В утешение он показывает мне свое сокровище, когда-то купленное им у масаи. Это невероятная вещь: коричневый и плотный комок шерсти, похожий на шарик для гольфа, совершенно круглый из-за того, что ветер гонял его по саванне. Принюхиваюсь к нему с ощущением легкой грусти. Слышу древний запах дикой природы.

Олли расспрашивает о поездке, что удалось увидеть. Я силюсь, но все кажется сном и даже не получается рассказать о самом важном моменте, каким он запечатлелся в памяти. На пути из Ндуту в Нгоронгоро мы остановились посреди бесконечной саванны, вышли из машины и просто пошли пешком. Мы шли и шли, пока машина не превратилась в точку на горизонте. В том мире, куда ни глянь, не было никого, кроме нас, ветерка, зебр, антилоп, где-то лежащих шакалов и затянутой туманом горы Нгоронгоро. Время остановилось. На фотографии я выгляжу крохотным, ничего не значащим существом, невесть откуда взявшимся посреди простирающегося во все стороны бескрайнего моря трав. Событие произошло за три дня до окончания сафари: микроскопичность человека и освежающая мысль, что я всего лишь ничтожно малая частичка, окруженная природой!

Я планировала провести последнюю неделю своего путешествия в Кении, но там произошли теракты, так что поездка туда казалась не слишком заманчивой. Прочитала в новостях, что США запретили своим гражданам въезд в Кению, что британцы эвакуируют туристов и отменяют полеты и что посольство Финляндии в Кении призывает путешественников проявить максимальную бдительность, ибо сохраняется угроза новых терактов и захвата заложников. Печально. Я принимаю решение сократить свою поездку в Найроби до нескольких дней и побыть здесь совсем недолго.

Олли, наслушавшись моих историй про сафари, начал проявлять желание выехать на природу, и у меня появилась тайная мысль вытащить его на пару дней прокатиться, тем более что время есть. На следующий день по моем возвращении Олли начинает подсчитывать, во что обошлась бы нам дружная поездка в национальный парк Мкомази. Если прихватить с собой повара, автослесаря, палатки, сто пятьдесят литров воды, еды и, может быть, полевой душ, то три ночи и четыре дня – а еще бензин, плата за въезд на территорию парка, зарплата и питание сопровождающих – будут стоить 800 долларов, то есть 600 евро. Как у меня со средствами? Мне дается пара часов на размышления, ехать можно послезавтра. О боги! Неужели получится выехать на палаточное сафари в стиле Карен Бликсен?!

Если честно, мне всегда хотелось пожить в палатке, но – вот она возможность, и я трушу – такого опыта нет, ходить по лесам я не особо умею. Говорят, в Мкомази мало животных и бояться их не стоит. Но там жарко – жарче, чем в Серенгети, и бороться с обезвоживанием придется на полную. А туалет? Такого в списке Олли нет, а спросить я не решаюсь. Ходить в кустики я научилась, но в течение четырех дней придется ходить и по большой нужде. Очень интересно: когда Карен выезжала на сафари, брала ли она с собой переносной туалет, хоть горшок. Выводит из себя, почему она ни словом не обмолвилась об этом?! Где были вы, биографы? Ведь именно такие вещи интересуют читателей: каким образом люди ходили в туалет?!

Мои опасения подтверждаются: туалета не будет. Есть лопата, с ней – в кусты, но это уже кажется меньшей из проблем. Олли сказал, что в Мкомази почти не увидеть животных, а я подумала, что их там нет. Но они там есть, просто место настолько дикое и нетронутое, что они не показываются людям. В Мкомази слон на расстоянии сотни метров начинает совершать атакующие движения, потому что расценивает человека как угрозу. В Серенгети львы привыкли к туристам и их автомобилям, но в Мкомази Олли не доводилось увидеть ни одного льва, хотя по ночам их рычание разносится отовсюду. А еще львы те же, что и в парке Цаво – это в Кении, на другой стороне от границы. «Это знаменитые львы-людоеды из Цаво!» – весело говорит Олли. О них еще сто лет назад писала Карен, когда прочитала книгу «The Man-eaters of Tsavo», от которой стынет кровь в жилах. «Да, доходят слухи, что львы вытащили людей из палаток и сожрали их, но все это ерунда, – успокаивает Олли. – Всякий раз молнию на палатке оставляли расстегнутой. Или же человек высунул голову наружу. А нам нечего бояться. Думаю, ночью сходить по нужде можно будет без всякой опаски!» Господи, помилуй! Рискнуть и поехать? Я могу объяснить себе такую необходимость только желанием приблизиться к условиям, в которых находилась Карен сто лет назад: никаких лоджей, никаких привыкших к туристам животных, никакой защиты, кроме автомобиля – ничего такого не было.

Мне страшно, говорю я. Олли отвечает, что страх является «естественной составляющей эмоциональной шкалы человека», но человек с условного Запада обычно не знает, что это такое. И только оказавшись в африканском городе или в палатке посреди саванны, можно понять, что такое бояться до смерти. Всего-то речь идет о том, сможешь ли ты обуздать свой страх. Олли, по его словам, не испытывает страха, находясь на природе, но в Аруше ему страшно. Его грабили уже много раз.

Я не знаю, испытывала ли Карен на сафари страх. Не помню, упоминала ли она где-нибудь об этом. Может быть, с Брором и Денисом страшно не было. Возможно, и не ощущаешь страха, путешествуя с возлюбленным, которому можешь полностью довериться.

Олли начинает подготовку к поездке: со слесарем они осматривают автомобиль, с поваром планируют покупки. Он грузит в машину палатки для ночлега, отдельную – для питания, а также спальные мешки и коврики, походные стулья, посуду, кухонные принадлежности, тазики для умывания, фонарики, воду для мытья и питья, запаску, домкрат, инструменты. Я стираю белье в ведре и собираю вещи. Пару дней назад у меня началось расстройство желудка, и теперь становится только хуже. Приходится согласиться на антибиотики – до завтрашнего утра все должно быть в порядке. От антибиотиков наступает усталость, появляются отеки. Но в этих условиях все равно, что глотать, лишь бы хоть как-то держаться в строю.

Рано утром Флотея упаковывает нам завтрак, и мы отправляемся. Она желает нам доброго пути и говорит, что ни за что на свете не решилась бы поехать ни на какое палаточное сафари в саванну. Говорит, что умерла бы со страху.

Я стараюсь думать только о том, что на сафари все выглядит таким чарующим, что не передать словами.

Кемпинговая зона Диндера в парке Мкомази находится на вершине холма. Со смотровой площадки открывается вид вниз на зеленую саванну и на озеро, сплошь покрытое водяными лилиями. Пасмурно, а в солнечную погоду между горами проглядывала бы вершина Килиманджаро. На въезде нам сообщают, что мы единственные гости парка. Туристический ажиотаж чужд этому месту, за год здесь бывает горстка посетителей – настолько место дикое и нетронутое, наверное, как и вся Восточная Африка сто лет назад. Контактов с внешним миром никаких, все свое приходится нести с собой.