– На кой он тебе, чувак?
– Не пустыми же топать? Устроим пикник на пленэре, вдруг дозаправка потребуется.
– Не знаю, – неуверенно ответил Паштет. – Искать на жопу приключений…
– Чего ты как девка. – Треска ткнул его кулаком в плечо. – Харэ сиськи мять, или мамка заругает? Жди, я сейчас.
Когда он вернулся, навьюченный рюкзаком, парочка спустилась по сходням и держась на расстоянии так, чтобы не выпускать из виду, двинулась вслед за Птахом. За деревней сумрак сгустился, но повара не доставали фонарики, опасаясь привлечь внимание юродивого, который куда-то уверенно шел, то и дело мелькая между стволами деревьев. От нытья трусившего Паштета, нудившего про факелы, Треска отмахнулся, урезонив, что для нечисти еще слишком рано. Успеют обернуться. На какое-то время довод подействовал.
– Нехило тут разрослось, – брюзжал Треска, смотря под ноги, чтобы не оступиться на выпирающих отовсюду корнях. – Раньше только пустыри да горы одни были.
– Ты-то откуда знаешь? – фыркнул идущий следом Паштет.
– Откуда ты про пиво. В инете читал, в натуре, – вполголоса ответил толстяк. – Путеводители всякие там, статьи. Передачи смотрел.
– Нафига оно тебе надо было?
– Я раньше вояжировать-то любил. С баблом натяг, правда, хронический огребал.
– Та же фигня, – согласился Паштет. – Человек мира недоделанный.
– Зато сейчас… – Треска остановился и поправил рюкзак. – Денег нет. Ни хрена нет, а мир посмотрели. Вот и где она, логика?
– Там же, где и все остальное, – буркнул приятель. – В мире теперь вообще все с ног на голову. Жопа одна.
– Во-во.
Они продолжали идти за Птахом. По сторонам во тьме изредка стрекотали просыпавшиеся ночные насекомые. Повара уже заметно углубились в лес, но юродивый все не останавливался.
– Слышь, может, ну его, – пробормотал снова начавший нервничать Паштет. – Глядишь, в такие дебри залезем, что дорогу обратно не найдем.
– Поздняк метаться. Чего гундосишь на полпути? Уж раз залезли, смысл теперь отходняка врубать?
– Ему-то один хрен, – не сдавался Паштет. – Мозгов давно нет, как и страха, вот и не трогает его никто.
– Кто? – срезал, не оглядываясь Треска. – Ты сам видел?
– Н-нет.
– И я не видел.
– Но Лерка…
– Что Лерка. – Остановившись Треска обернулся к товарищу. – Что она там видела? Ты свечку держал? Пересралась небось с перепугу, вот и надумала себе невесть что.
– Давай хоть огонь зажжем или фонари.
– Заметит.
– Блин, чувак. Тут не видно же ни шиша.
– И нас не видно.
Лес вокруг стал редеть и вскоре расступился, выведя путников к подножию невысокого холма, сплошь укрытого вересковым настом.
– Гляди, вот он, вереск, – ткнул пальцем под ноги Паштет.
– Вижу я. Стой. – Треска сделал знак, и они немного подождали, давая Птаху уйти вперед, прежде чем выходить следом на открытую местность. – Теперь пошли. И не трясись, смотри куда топаешь. Тут сухняка полным-полно.
Повара поднимались по склону, в то время как Птах уже добрался до вершины и скрылся из виду.
– Шустрее давай, – поторопил Треска, ускоряя шаг.
Взобравшись на холм, они залегли в спутанных зарослях кустарника, снова увидев Птаха и поняв, что пришли. Юродивый был в нескольких десятках метров впереди, направляясь к невысокой круглой башне с плоской крышей, сложенной из темного кирпича. Каково было предназначение сооружения раньше, сложно сказать: это могла быть и смотровая вышка, и чья-то сторожка, и черт знает что еще. Сооружение выглядело ветхим и заброшенным, но в оконце на самом верху тускло горел свет.
Приблизившись к башне, Птах убрал с головы капюшон и несколько раз осторожно постучал в запертую деревянную дверь.
– Идем. – Передвигаясь от одного кустарника к другому, благо вокруг башни их хватало, Паштет и Треска незаметно подобрались поближе.
– Смотри. – Долговязый ткнул пальцем в сторону проплешины, на которой тускло мерцала россыпь причудливо изогнутых грибов с тонкими ножками и остроконечными шляпками. Вокруг кружила редкая мошкара.
– Иди, кусни, если хочешь.
– Я слышал, – таинственно зашептал сосед. – Что это не грибы, а легкие какого-то подземного животного. Дышит оно так…
– Чё? – прыснул в ладонь Треска. – А ты сам, случайно, дурью не балуешься?
– Серьезно. Ты ведь знаешь, что мицелий разный бывает, а грибницы просто огромные. Вот так торчит себе парочка шляпок под кустом, а через метров пятьдесят еще несколько. А на самом деле это один большой гриб, связанный под землей, получается. Или зверь вот такой. Переродившийся от времени и радиации.
– Сам ты гриб. Ленин, блин. И от кого эту дичь слышал?
– Да ребята в кабаке…
– Ай ты, опять со своими, – отмахнулся Треска. – Брехун.
В этот момент на верхушке остроносой шляпки одного из грибов образовалось круглое отверстие, из которого стали пучками вылетать крохотные точки, похожие на искринки. Мошкара над полянкой рассеялась, но через мгновение налетела вновь.
– Дышит, – благоговейно прошептал Паштет.
– Да замолчи ты, бляха-муха, – буркнул Треска, но на всякий случай отполз немного подальше от непонятных растений.
Птах топтался у двери. Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь налетавшими порывами ветерка. Повара ждали. Треска, аккуратно стянув рюкзак, вытащил бутылку и, сделав пару булькающих глотков, передал соседу.
Вдруг из башни донесся какой-то звук, и оторвавшиеся от выпивки повара превратились в слух.
– Это я, Пташка, пришел, – подал голос юродивый.
Некоторое время ничего не происходило, а потом до кустарника, в котором засела парочка, стали долетать обрывки фраз. Кто-то говорил с Птахом из-за двери. Хриплую, явно искаженную чем-то речь было не разобрать, к тому же язык был Треске и Паштету незнаком, но юродивый иногда кивал, словно понимал обращавшегося к нему невидимку, неумело повторяя отдельные слова, а то и вовсе невпопад подпевая.
– Ты что-нибудь понимаешь? – тщетно вслушиваясь, прошептал Паштет.
– Ни хрена я не понимаю. Тарабарщина одна.
В этот момент странный разговор прекратился и за дверью наступила тишина. Еще немного постояв, Птах, придвинувшись к замочной скважине, неразборчиво пробубнил и, нагнувшись, положил что-то у порога. Кулек, догадались повара и залегли в вереске, когда блаженный, снова надвинув на лицо капюшон, прошел неподалеку от них, двигаясь к склону холма.
– И что это было? – спросил Паштет, когда он скрылся из виду.
– Дичь какая-то, – буркнул растерянный Треска, засовывая бутылку обратно в рюкзак.
