Вот кто смотрел сверху за всеми. Сам император. Андроус Фич Пантелеке. Великий Вседержитель и главный Сокол империи.
Это был чрезвычайно тучный человек в красных халатах, с каким-то перьевым головным убором на голове, который он, впрочем, сразу снял, как только свита удалилась, и бросил на диван, как ничего не значащую безделушку.
Весь этот зал был огромен и как будто использовался сразу для всего: и аудиенций, и пиршеств. Широкие полукруглые диваны стояли везде, а на многоуровневом полу лежали ковры. Круглые ступени и перепады образовывали композиции, везде установлены шикарные светильники, лучащиеся неизвестной золотистой энергией. Были зоны с большими столами, для пиров или совещаний, были площадки для выступлений, танцовщиц или групп.
Пришли только Лайам и Шами, никого больше не пригласили и не пустили на аудиенцию со Вседержителем. Но не было и охраны, по крайней мере такой, что можно увидеть. А что там за механизмы в стенах и потолках оставалось только догадываться.
— Лайам! Ну вот мы и встретились! И пророк! О, как я рад! — вскинул пухлые ручки император.
Лайам же не очень любезно ответил:
— Смотрю я на вас и думаю, вот кому пытался подражать один разбойничий король, который… кончил довольно плохо.
— Ты его убил, я знаю, — ответил император, и как будто сразу преобразился, стал серьезным и куда менее похожим на этакого безмерно толстого господина, всегда довольного и всегда доброжелательного.
Лайам напомнил себе, что надо быть осторожным, внешность этого человека обманчива. Он управляет этим огромным городом, где людей почти столько же, сколько живет внизу на осколках цивилизации. И управляет, судя по всему, вполне неплохо. Лайам не видел кварталов бедных, хотя потратил время на поиски, не видел попрошаек на улицах. Казалось, все жители империи богаты, и у них нет хлопот. Всю работу выполняли машины. Адроус Фич Пантелеке построил империю богатых, счастливых и беззаботных людей.
Но его политика по отношению к тем, для кого он должен быть гегемоном, для городов внизу, провальна. А жителям блестящей империи откровенно скучно, они прожигают жизнь, многие, как Сибас, не знают, где приложить свои таланты, а внизу столько проблем, которыми никто не занимается.
— Пройдемте к столу, все же у нас переговоры, знакомство, а не собрание старых друзей, — пробурчал Вседержитель. — А ты, мальчик, начал не с тех слов. Похоже, ты привык, что все обращаются с тобой, как с занятным чудом, и желают угодить. Я не такой.
— Я вижу, император.
Невероятно круглый человек в халатах проводил их к большому столу, сел во главе и указал, чтобы они сели по левую руку от него, а не по бокам, как было бы логично, если это переговоры. Они оказались как будто за столом у мамочки на кухне, которая затевает выволочку.
— Ну? — расплылся он в улыбке, и опять стал похож на доброго весельчака, из которого можно вить любые веревки. — Что вы мне расскажите, друзья мои?
Ох, опасный этот человек. И такой же театральный, как все в этом странном месте. Он хороший актер.
— А что бы вы хотели услышать? — спросил Лайам.
— Зачем вы спалили один из моих городов, например, — проворковал Андроус, и взглянул очень пронизывающе на Лайама. А потом вмиг расхохотался, похлопал его дружески по руке и произнес: — Да я шучу, негодник, мне интересна ваша реакция! Будем честны, мне не нужен был Сурдек, и я сам мечтал пустить в него ракету рано или поздно. Но общественность, наши ранимые дамы… Так это все здесь не одобряют, когда приходится там что-то бомбить!
— Мне показалось, здесь нет никому дела до варваров внизу.
— Нет, пока они тихо страдают и помирают от голода где-то там. Но когда их бомбят по телевизору, это сразу всем не нравится! Так что, нехороший ты мальчонка, Сурдек я тебе прощаю, и ты… вернее не ты, а твои друзья, обустроили все куда лучше. Пристроили всех этих несчастных людей. А твой брат… О, пророк Шами, вас я хотел увидеть больше всего! Я так вами восхищен! Этот ваш Лайам Ли Кадами, так, фи, просто функция, которая выполняет свое дело! Шумный придакток, от него никакого проку!
Лайам криво улыбнулся, мысленно покачав головой, как примитивно, император пытается вызвать реакцию.
— Вы так не думаете, — просто сказал Шами. — Не надо оскорблять моего брата, он делает много хорошего.
— Да что вы, пророк, я нисколечко не оскорбляю. Лишь наблюдения. Выхлопа много, а толку не очень. Верно я говорю, седой мальчонка?
— Послушайте, толстяки в халатах, меня никогда не впечатляли, — сказал Лайам и тоже пристально прищурился, изучая.
Андроус перестал улыбаться, потом погрозил пальцем:
— Я знаю, что ты за словом в карман не лезешь и видишь людей насквозь. Я не враг тебе. И я очень уважаю твоего брата. Вы оба создали прекрасные города. Пророк Шами, вы производите на меня большое впечатление. Я хочу пожать вам руку, — он потянул к Шами через стол свои две колбасины и сомкнул его маленькую ладонь в ручищах, покачивая, продолжил говорить: — Вы так мудры и прозорливы. Вы прекрасно видоизменили религию, из которой взяли начало. Конечно, Бог-из-машины лишь инструмент, а не создатель нашего ущербного мира. Он просто делал, что умел. Ну, на подобии Лайама, который прет, сам не знает, куда и взрывает города.
— Обидное сравнение, — позволил себе улыбнуться Лайам.
— Не расстраивайся, тебе тоже можно придать огранку, чтобы ты не был таким беспокойным. Наш мир маленький и хрупкий, ты же понимаешь. Летит по космосу, да…
Он опять хитро взглянул.
Лайам проговорил:
— Я просто пытаюсь узнать правду и решаю проблемы, что попадаются на пути. Вы так хорошо тут устроились, в этом гнезде, смотрите вниз каждый вечер, но, кажется, не видели, как там процветают разбойники, убивают друг друга, устроили рабство.
— Ты прав, Лайам, мне нет никаких оправданий! Но за всем не уследишь! Какие-то дикие люди живут так, как им нравится жить, кто я, чтобы мешать им и запрещать? Не всегда надо нести добро всем, даже если тебе кажется, что они без этого ну вообще никак не могут прожить. Народы учатся, им надо проходить стадии ошибок.
— Но рабство недопустимо, — сказал Шами.
— Ох… это верно. Мы все же должны, как цивилизация, проявлять какую-то ответственность. Стадии стадиями, но мы те, кто может помогать, и делать прохождения своих стадий народами, более мягко, без тех ошибок, что допускали наши предки. Передача опыта, помощь, но не навязывание своего виденья мира, и своих принципов. Вы согласны?
— Ну, может быть, — пожал плечами Лайам.
— Народы должны иметь право на ошибку, но обязанность сильного, помочь тому, кто упал, — сказал Шами.
— Конечно, одной правды нет, истина всегда посередине. Мы долго наблюдали за вами сверху дорогой пророк. Обычно мы против религии и старались не позволять расцветать мистическим течениям и культам, зная, куда это может привести. Но вы, пророк… вы какой-то другой.
