Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
Те, с кем Пол должен повстречаться перед концертом, собираются в маленьком боковом зальчике. Здесь есть полный холодильник безалкогольных напитков и пара довольно потрепанных диванов, на которые все стесняются садиться. Две из четырех стен задрапированы по-восточному выглядящей материей, а третья представляет собой натянутую черную тряпку, за которой можно услышать, как с безразличным ко всему, неумолкающим гулом заполняется местная арена на 15 тысяч мест.
Все присутствующие так или иначе связаны с музыкой. Вот Том Мейган, солист Kasabian — группы беззастенчивых обожателей Маккартни, которых часто видят в его свите на церемониях вручения наград журнала Q. Чуть дальше — Бен Хейс, маэстро ремиксов наподобие эпизодического маккартниевского коллеги Юса, создавший среди прочего звуковой гибрид «Helter Skelter» и «Whole Lotta Love» Led Zeppelin. Вопреки такому электронному радикализму, это флегматичный розовощекий паренек в твидовом спортивном пиджаке, который до сих пор живет в доме родителей, а теперь привез на встречу из Северного Уэльса свою маму.
Напряженность несколько ослабевает с прибытием двух членов концертной группы Пола: клавишника Пола «Уикса» Уикенса и басиста Брайана Рэя. После всех пертурбаций и трансформаций Wings в семидесятых его нынешний состав: Уиккенс, Рэй, лид-гитарист Расти Андерсон и барабанщик Эйб Лабориель-младший — держится вот уже двенадцать лет без каких-либо жалоб с обеих сторон. «С ними так приятно играть, — сообщил Пол недавно журналу Billboard. — Мы все получаем удовольствие и от общества друг друга, и от совместного музицирования».
Уикенс, единственный британец в группе, поражен неослабевающей — несмотря на скорое семидесятитрехлетие — выносливостью своего босса. «Он ничего не ест перед концертом, потом отрабатывает три часа, 38 песен, и я почти никогда не видел, чтобы он выпил на сцене хоть глоток воды. Правда, после этого ему требуется коктейль „Маргарита“».
Снаружи в коридоре помощница с подходящим именем Мишель инструктирует еще трех прибывших, мужчину и двух женщин, относительно вопросов протокола. Смартфоны, настроенные для селфи, уже светятся в их руках.
— Вам самим снимать ничего нельзя, — говорит Мишель. — Наш фотограф снимет вас вместе с Полом, и если он одобрит то, что получится, мы пришлем вам копию.
— Но я сама профессиональный фотограф, — протестует одна из женщин.
— Извините, у Пола такое правило.
Полвека назад в ньюкаслском Сити-холле он подходил ко мне по закулисному коридору, и сегодня картина повторяется. Если учесть, сколько я знаю о нем, не зная его лично, момент отдает сюрреализмом, как будто я вижу героя какого-нибудь толстого романа, «Дэвида Копперфильда» или «Тристрама Шенди». Реальность его появления во плоти провоцирует внезапную ужасную мысль: а что, если ничто из написанного мной в биографии — ни одно из этих рожденных в муках 270 тысяч с лишним слов — вообще не попало в точку?
На нем серый твидовый костюм с френчевым воротником — далекий потомок битловской концертной униформы, — расстегнутая сверху кремовая рубашка и черные замшевые ботинки. Он носит сценический макияж кофейного оттенка, но в остальном — зачесанные по бокам смутно каштановые волосы, худые конечности, гладкая, лишенная пятен кожа рук, пружинистая походка — ничто не выдает его семь с лишним десятков. Анфас он и сейчас остается почти неизменным. Однако в профиль видно, что его когда-то слегка вздернутый нос стал чуть крючковатей, глаза — глубже посаженными и просевшими с концов, щеки слегка впали: он стал своим отцом.
Он проходит вдоль собравшихся, как королевская особа, приехавшая на кинопремьеру: рукопожатие и короткий обмен фразами с каждым встречным. Некоторые из фраз касаются его костюма — он с явным удовольствием отворачивает один из лацканов пиджака, и первые его слова, доносящиеся до меня, это: «Угольный серый».
— Привет, Филип, — обращается он ко мне. — Мы разговаривали по телефону.
Он имеет в виду тот его неожиданный звонок в 2004 году, когда, несмотря на мою «антимаккартниевскую репутацию», он великодушно согласился помочь мне с моей биографией Джона. Поразительно, что он это запомнил.
— Я жил вашей жизнью последние два с половиной года, — говорю я.
— Ну и как оно?
— Потрясен вашей работоспособностью.
В ответ он слегка кривится: подобные светские обмены явно не предназначены для того, чтобы вдаваться в подробности. Том из Kasabian, который присоединяется к нам в этот момент, подает пример верного тона:
— Эй, все в порядке, Пол, дружище?
То, что он уже сказал то же самое несколько минут назад, не делает его фразу менее уместной.
Как бы то ни было, я излагаю ему свою историю о «кавернском басе» — как спустя сорок шесть лет после его пропажи из студии во время записи Get Back / Let It Be, он, по-видимому, объявился в Оттаве в руках человека, который его не крал и которого все это время он наделял почти мистической аурой. Несмотря на то, что он уже давно привык к проявлениям патентованной битломанской чудаковатости, рассказ о «Хранителе» его, похоже, забавляет.
— Короче, — продолжаю я, — у него есть эта штука и…
Еще одна неверно взятая нота: мои слова отзываются ироническим смешком:
— У него есть эта штука!
— …и вроде бы он хочет ее вернуть.
Я так и не узнал, произвело ли мое великое откровение хоть какой-то эффект. Однако, когда он переключается на следующего визитера, ко мне приближается его начальник охраны с мобильным телефоном, чтобы уточнить все необходимые детали.
Все облагодетельствованные начинают выстраиваться в очередь на снимок, который будет сделан его официальным фотографом и, при условии одобрения, позже выслан по почте, и тут я понимаю, что меня ожидают увидеть в их числе. Когда фотограф приседает перед нами и сбоку подъезжает видеокамера, Пол приобнимает меня. Несмотря на автоматизм, этот жест каким-то образом сообщает мне, что все прощено и забыто.
— Обычно я не улыбаюсь, — говорю я. — Но в этот раз улыбнулся.
— Да-да, — отвечает он, к моему изумлению. — Я никогда не знаю, что делать, когда меня фотографируют.
Когда он удаляется, чтобы отправиться на сцену, со мной происходит чисто маккартниевский момент — естественно или наигранно, совершенно неважно. Я говорю: «До свиданья», не рассчитывая быть услышанным в хоре голосов, — однако он поворачивается и, махнув рукой, произносит:
— Пока, Фил.
Я побывал на многих рок-концертах, но никогда не видел ничего похожего. Когда Пол выходит на сцену, все 15 тысяч человек на стадионе «Эко Арена» с ревом встают с мест и остаются на ногах в течение следующих трех часов.
В то же время, поскольку это Ливерпуль, даже небесным покровителям здесь никогда не дадут вознестись слишком высоко. Какая бы песня ни звучала, два прохода, разделяющие партер арены, будто два речных потока, пребывают в постоянном движении: люди уходят и возвращаются, неся в руках гигантские пластиковые стаканы пива или газировки и ведерки попкорна или начос.
Ознакомительная версия. Доступно 50 страниц из 249
