Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Историки не могут ни подтвердить, ни опровергнуть это. Хотя понятно, что что-то все-таки принесло Джотто заказы папы римского, а затем и неаполитанского короля и заказ на роспись знаменитой капеллы Скровеньи в Падуе. Для капеллы он создал один из главных фресковых циклов эпохи Возрождения. Эти библейские сцены отличает невиданный до тех пор уровень теологической сложности, а также исключительное мастерство в создании реалистичности и передаче эмоций. Сам Вазари наверняка верил этому анекдоту, потому что услышал его от Петрарки, перед авторитетом которого преклонялся. Но независимо от того, правдива история или нет, она сыграла важную роль в увековечивании культа Джотто и в утверждении его статуса как художника, с которого началось возрождение искусства. Джотто был столпом первой части «Жизнеописаний».
Вазари поступил как Плиний: противопоставил двух соревнующихся художников, чтобы показать превосходство одного над другим. Хотя часто он поднимал эту борьбу до зороастрийского уровня борьбы добра с грехом или даже откровенным пороком. Самое запоминающееся среди многочисленных противопоставлений в «Жизнеописаниях» (Доменико Венециано против кровожадного Андреа Кастаньо, Микеланджело против двуличного Баччо Бандинелли) — это противостояние блестящего Джотто и талантливого, но ленивого и непутевого Буонамико Буффальмакко. Их история хороша своей образностью и юмором:
«Начну с того, что он проделывал еще в юности когда Буффальмакко был еще подмастерьем у Андреа, названный мастер имел обыкновение в то время, когда ночи были длинные, подниматься на работу до света и заставлял бодрствовать и своих подмастерьев; это очень огорчало Буонамико, которого отрывали от сладкого сна, и он замыслил найти способ отучить Андреа вставать на работу до света, и вот что он придумал. В каком-то неметеном подвале поймал он тридцать больших не то жуков, не то тараканов и тонкими и короткими булавками приколол на спину каждого из них по огарку, и лишь только наступил час, когда Андреа обычно поднимался, через дверную щель он начал впускать, зажегши свечки, их одного за другим в комнату Андреа. Тот уже проснулся как раз в тот час, когда он обычно будил Буффальмакко, и, увидев огонь, начал дрожать от страха и, будучи старым и весьма трусливым, тихонько молился Богу, читая молитвы и псалмы; в конце же концов, спрятавшись с головой под одеяло, он в эту ночь так и не стал будить Буффальмакко, но остался в том же положении, дрожа непрерывно от страха, до самого света. Когда же он утром встал, то спросил Буффальмакко, не видел ли он демонов, которых было больше тысячи. Буонамико ответил, что не видел, ибо лежал с закрытыми глазами, и подивился только тому, что его не разбудили»[102].
Биография Буонамико Буффальмакко — вторая по длине после биографии Джотто в первой части «Жизнеописаний». Причина в том, что Буффальмакко был известной фигурой своего времени. Он и два других художника, умелый Бруно и легковерный Каландрино, появляются в «Декамероне» Боккаччо (VIII, 3 и 6; IX, 3 и 5). Бруно и Буффальмакко заставляют Каландрино поверить, что он невидим, крадут у него свиную тушу, дают ему средневековую сыворотку правды, убеждают его в том, что он забеременел, и наконец вынуждают его сделать любовное зелье, на чем его ловит жена и устраивает ему взбучку. Участники этого комического трио стали главными фигурами ренессансной литературы. И Вазари наверняка знал обо всех их приключениях.
В лице Буффальмакко Вазари получил хорошо известного персонажа, с помощью которого можно было поведать поучительную историю, добавив ее к бесконечным рассказам о проделках Буонамико — излюбленной теме тосканских анекдотов[103]. Как художник Буффальмакко был весьма талантлив. Хотя то, что считалось самой известной его работой во времена Вазари, — фреска самоубийства Иуды в церкви Бадия Фьорентина — на сегодняшний день атрибутирована как принадлежащая другому художнику, Нардо ди Чоне[104]. Сейчас ученые считают, что кисти Буффальмакко принадлежал фресковый цикл в Кампо Санто в Пизе, который был полностью уничтожен случайной бомбой во время Второй мировой войны.
Но в литературном плане Буффальмакко служит прекрасным фоном для более серьезных художников. Для Вазари он становится примером того, как не следует распоряжаться своей жизнью, как можно оступиться на пути к величию[105].
Нехватка усердия при наличии таланта не только не дает художнику реализовать свой потенциал, но и навлекает на него своего рода проклятие. Усердному Джорджо тратить божественный дар впустую казалось грехом. Родившись с талантом, таким как у Джотто, Буффальмакко растратил его. (Хотя, конечно, Вазари предлагает нам посмеяться над его шалостями. Если бы он жил позже, в XX веке, он мог бы стать художником-концептуалистом.)
Вазари изображает Буффальмакко сообразительным, но это качество он использует немудро. Один человек, не сведущий в математике, заказал Буффальмакко нарисовать святого Христофора в церкви и сказал, что святой должен быть в высоту двенадцать браччо (около 7,3 метра). Когда Буффальмакко зашел в церковь, он тут же сообразил, что сама церковь ни в длину, ни в высоту не превышает девяти браччо. Чтобы выполнить заказ, Буффальмакко сделал единственно возможную вещь: нарисовал святого Христофора лежащим, свернувшимся среди внутреннего убранства церкви. Заказчик на такое никак не рассчитывал и платить отказался. Но Буффальмакко повел его в суд и выиграл, доказав, что выполнил заказ дословно (вернее, с точностью до браччо).
Последний рассказ об озорном уме Буффальмакко — это история об иллюзионизме:
«Расскажу лишь о следующем: написав в Кальчинайе [деревушка возле Пизы] фреской Богоматерь с Младенцем на руках, он получил от заказчика вместо денег одни слова; тогда Буонамико, не привыкший к тому, чтобы его обманывали и водили за нос, решил постоять за себя во что бы то ни стало. И вот как-то утром он отправился в Кальчинайю и превратил Младенца, изображенного им на руках у Девы, посредством красок без клея и темперы, разведенных на одной воде, в медвежонка; когда же это вскоре увидел надувший его заказчик, он, близкий к отчаянию, разыскал Буонамико и начал просить его, чтобы он, Бога ради, убрал медвежонка и написал, как прежде, Младенца, за что он готов сейчас же с ним расплатиться; тот любезно согласился и незамедлительно получил и за первую, и за вторую работу; а ведь достаточно было мокрой губки, чтобы исправить всё дело».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
