Годива улыбнулась брату:
— Конечно, помню, Хью. Мы с трудом могли увести тебя оттуда, когда ты был маленьким. Да, пойди с Конни и покажи ей все.
Хью со старомодной галантностью предложил своей внучатой племяннице руку, когда они пересекали Монастырский тупик за несколько минут до того, как пробило полдень.
— Тебе хорошо здесь, Конни? — спросил он, как только они исчезли из поля зрения Годивы. — Я хочу сказать, что знаю: моя сестра может быть несколько жесткой, но она желает тебе добра.
Конни ничего не ответила.
— Просто ты выглядишь немного осунувшейся. Я уже начал беспокоиться. Она сказала, что ты должна пройти через это, чтобы вылечиться. Надеюсь, ты понимаешь.
— Я не больна, дядюшка.
Он взглянул на нее со стороны.
— Возможно, ты сама так не считаешь… Понимаю. Да и кто может понять тебя лучше? В моей семье многих с трудом можно было назвать в здравом уме — моя сестра Сибилла была совершенно… — Он осекся. — Я все равно любил ее. Ужасно, что с ее милым мужем случилось такое.
В то утро в монастыре было не много посетителей. Солнечный свет струился через круглое южное окно, отбрасывая на пол яркие цветные пятна. Конни прошла вперед и встала в центре этого цветного кольца. Она взглянула наверх. Огромное круглое окно было сделано в форме компаса — это было очевидно.
— Красиво, правда? — сказал Хью, потирая руки. — Говорят, оно здесь символизирует кольцо вечности — змею, которая кусает себя за хвост. Компас — это аллегория того, как сердце ведет нас к нашему Создателю.
«Но это и обо мне тоже», — подумала Конни. Кто-то в той семье знал, что означает этот символ, — должно быть, он и создал его.
— А по чьему заказу было сделано это окно? — небрежно спросила она.
— Супружеской пары, которая похоронена в этой могиле. Вот что я на самом деле хотел тебе показать.
Хью подвел ее к мраморному саркофагу. По сторонам он был украшен морскими образами: кораблями на всех парусах, русалками, дельфинами и рыбами. На крышке было вырезано изображение компаса. Конни наклонилась и прочитала надпись.
Здесь лежит Чарльз Генри Бенджамин Лайонхарт, возлюбленный муж и отец. Родился в 1670. Оставил сей мир в 1742. «Море призвало его домой».
А также его вдова, Сюзанна Колдикотт Лайонхарт, единая мать всем нам. Родилась в 1682. Умерла в 1743. Была вместилищем всех добродетелей.
— Очень красиво, правда? — сказал Хью, с любовью трогая надгробие, приняв ее потрясенное молчание за восхищение искусством резчика по камню. — Никогда не мог распознать, откуда эта цитата — вероятно, из Библии.
Или из его группы. Чарльз был посредником русалок, Конни была уверена в этом.
— Немного переусердствовали, однако, в отношении его вдовы. Вместилище всех добродетелей? По мне, так ужасно звучит, — продолжал он.
Сюзанна Колдикотт — ее прапра… Конни даже не знала, сколько «пра» бабушка. Она уже узнала кое-что о Сюзанне благодаря той книге в библиотеке, не понимая еще, что также унаследовала от нее свой дар. Неудивительно, что старинный дом Сюзанны Колдикотт полон символов Универсала!
— Если вы не возражаете, дядюшка, я постою здесь немножко. Мне хочется подумать.
Хью улыбнулся и потрепал ее по плечу:
— Постой. А я прогуляюсь и погляжу, нельзя ли купить для тебя открытку с изображением этой могилы.
Конни села по-турецки в центре цветного отражения компаса. Она не забыла, что пришла сюда повидаться с Колом, но и подумать не могла, что эта прогулка может настолько открыть ей глаза. Ну, если слышать голоса других существ у себя в голове — это безумие, как заявляет Годива, то теперь она по крайней мере знает, что эта предрасположенность к безумию коренится в ее роду очень глубоко. Но с ума сошла не она, а скорее Годива, отгородив себя от наследственности.
Такой ее и нашел Кол: сидящей в центре компаса, погруженной в раздумья. Разноцветные лучи волшебно плясали на ее волосах. Он почти боялся разрушить эти чары.
— Конни? — Он опустился на колени рядом с ней.
— Кол! — Она обернулась и крепко схватила его руку в свои. — Посмотри, это мой знак. Это у меня в крови!
Он взглянул наверх и присвистнул.
— Круто! Никогда раньше этого не замечал.
— Не думаю, что кто-то, кроме нас, знает, что он на самом деле означает. Они все думают, что это просто оттого, что Лайонхарты были моряками. Но она была Универсалом! — Конни кивнула на надгробие.
— Кто?
— Сюзанна Колдикотт Лайонхарт. Она есть в регистрационной книге, которая хранится в библиотеке.
— Ух ты!
— Готова поспорить на что угодно, что у нее, вероятно, были странные глаза и необычные волосы, как у меня.
— Возможно. — Кол улыбнулся и потрепал Конни по черной гриве ее волос. — Как твои дела?
Она скривилась:
— Ужасно.
«Да, — подумал Кол, — выглядит она неважно». Под глазами у Конни были темные тени, и она была очень бледной.
— Я так по всем скучаю, особенно по тебе и Арганде. — Она оглянулась на стойку с книгами, где дядюшка как раз расплачивался за покупки. — У меня мало времени, но, Кол, ты можешь для меня кое-что сделать?
Он развел руками:
— Все, что угодно.
— Ты можешь принести Арганду в Мэллинский лес в эти выходные — в субботу вечером, около девяти?
— Зачем?
— Я хочу попытаться улизнуть. Я не уверена, что мы с Аргандой долго сможем быть в разлуке друг с другом.
— Но почему именно в лес?
— Думаю, что это последнее место на Земле, в которое моя бабка захочет пойти меня искать.
— Ты говоришь ерунду.
— Может, и так, но у меня на ее счет свои подозрения.
— Доктор Брок сказал, что знает ее.
Конни кивнула: этого следовало ожидать.
— Готова поспорить, она знает многих из них: мистера Мастерсона, твою бабушку. Расспроси их о ней для меня, хорошо? Думаю, если я буду знать, это мне поможет.
— Знать о чем?
— От чего она пытается убежать.
На колени Конни упала пачка открыток.
— И кто этот молодой человек? — спросил Хью.
— Школьный друг, — быстро нашлась Конни. — У него есть лодка.
— В самом деле? А какая?
Кол принялся подробно обсуждать с Хью особенности «Водяного эльфа», а Конни поднялась на ноги. Кол подмигнул ей — в подтверждение своего обещания встретиться с ней, как она просила.
— Нам лучше вернуться, — внезапно оборвал разговор Хью, взглянув на часы. — Я обещал, что приведу тебя не позже чем через час. Рад был знакомству, Кол.
