Катя выскочила на улицу, закурила. Почему это приходит бесконтрольно? Ей же еще работать до самого вечера! Что это вообще такое? Ерунда какая-то, несвязные обрывки, но это чувство дикого ужаса, этот страх, от которого даже сейчас долбит в висках.
– У тебя запой, что ли? – Оператор тоже вышел покурить. – Катюх, ты если простыла…
– Нормально. – Катя собиралась наврать что-нибудь успокоительное, но внезапно зазвонил телефон.
Катю передернуло – номер начинался с кода родного городишки. Это что-то плохое. Может быть, мать? Или Нина? Нет, как бы Нина ее нашла?
– Екатерина, здравствуйте, с вами говорит следователь районной…
Катя обмерла.
15:02. Нина
В проеме двери стояла мама и смотрела. Лицо у нее было настолько злое, что Нина тут же выскочила из-под Вити, который не понял, что произошло, и запахнула халат.
– А ну пошел отсюда, сучонок мелкий! – Мама шипела.
Она схватила Витю за шиворот рубашки и резко дернула на себя. Он от рывка слетел с кровати, оказавшись на корточках, и изумленно осмотрелся, не понимая, почему все так быстро изменилось.
– Пошел отсюда, я сказала! Я тебя еще раз около нее увижу, я на тебя в милицию заявление напишу! Чего встал? – Витя и вправду встал.
Мама выпихнула его из комнаты, всучила ему учебники, вытолкнула из квартиры и громко захлопнула за ним дверь. Нина сидела в той же позе – случилось что-то до такой степени ужасное и непоправимое, что даже двигаться было страшно. Мама заглянула в комнату:
– Трусы надень, шлюха. Я думала, хоть младшую вырастила, а она туда же! Вслед за своей сестрой в проститутки собралась? Как она, на трассе сдохнуть хочешь?
– Катя не проститутка, – выдавила из себя Нина. – Почему ты говоришь…
– А где она? Где? Ясно, как такие кончают! Я тут горбачусь с утра до ночи, а она у меня под носом! Ни стыда ни совести!
Нина торопливо натягивала трусы.
– Ты спала с ним? Спала?
Мама больно схватила ее за плечо и развернула к себе:
– Говори!
– Нет. Мы только первый раз, и то не успели.
Мама вдруг залепила Нине увесистую пощечину. Нина от неожиданности даже не заплакала, а так и стояла, прижимая руку к горящей щеке.
– Не успели они! Я тебе успею! Следом за этой отправишься!
Мама вышла, громко хлопнув дверью, и Нина разрыдалась. Мысли смешивались в адский густой клубок, из которого вываливалась мертвая Катька, мамино лицо, пощечина, ошалевший Витя, вылетающий из комнаты, невероятное удовольствие, за которое теперь было стыдно, и чувство, что она испачкалась, замаралась так, что мама теперь никогда ее не простит – для нее она «шлюха».
Понемногу Нина успокоилась и пришла в себя; мама гремела на кухне, и выходить к ней казалось чем-то немыслимым и страшным. Раньше мама никогда так не злилась и не била ее. И, с одной стороны, все это было очень обидно, но с другой – Нина понимала, что мама имеет право злиться. Очень хотелось в туалет – после того, как Витя сделал ей приятно, напряжение внизу живота, несмотря на слезы и шок, не ушло полностью – от любого изменения положения тела там пошевеливалось тоже, и волна томной приятности прокатывалась по телу. Нина хотела, чтобы это прекратилось, потому что это тоже будто уличало ее, но оттого, что она об этом думала, все, казалось, только усиливается.
Дождавшись наконец того, как мама уйдет в комнату, Нина проскользнула в туалет. Казалось, моча почему-то горячая. А когда она промокнула там туалетной бумагой, осталась странная прозрачная слизь. Нине сначала показалось, что это Витины слюни, но жидкость была гуще и противнее. Нина испугалась, что внутри у нее что-то нарушилось, и теперь из нее, кроме месячных, будет постоянно идти такая вот жидкость.
Утром мама грубо разбудила ее и сказала собираться. На работу она не пошла и по дороге с Ниной не разговаривала. Нина плелась за ней и боялась спросить. Хотелось вести себя хорошо, чтобы не злить маму еще больше.
Когда они свернули в женскую консультацию, располагавшуюся отдельно от больницы, чуть поодаль, Нина поняла, что мама не поверила ей и идут они на прием к гинекологу. В очереди сидели беременные женщины, взрослые тетки и даже одна бабушка. Все они рассматривали Нину с большим интересом и презирали ее. То, что она сидит тут, с ними, уже раскрывало их с Витей тайну. Теперь все эти женщины думают, что Нина – малолетняя шлюха, что она спит с кем попало и плохо кончит. Было настолько стыдно, что хотелось убежать, еще и очередь тащилась настолько медленно, что Нина даже закрыла глаза и привалилась к стене – чтобы не видеть и стыдиться меньше.
Гинеколог оказалась запаренной женщиной средних лет с химической завивкой на коротких, выкрашенных в непонятный бурый цвет волосах.
– По одному, – сказала гинеколог маме строго. Но та все равно вошла с Ниной.
– Несовершеннолетняя она. Застала их вчера.
– На кресло. – Гинеколог кивнула Нине: – Низ снимаем, трусы тоже.
Нина разделась. Это тоже было невыносимо стыдно, раздеваться перед незнакомой женщиной и лезть в кресло, расставив ноги.
– Это надо, в пятнадцать лет под парней подстилаться начать? Я вообще ничего не понимаю… – начала мама.
– Раннее начало половой жизни грозит травмами внутренних органов, эрозией… Знаешь, что такое эрозия?
Нина молчала – может быть, так это все быстрее закончится.
– Вот он тебя невинности лишит неосторожно, у тебя там все порвется, а потом будет расходиться, как ни прижигай. И ни детей потом родить не сможешь, ни замуж выйти. Половую жизнь нужно начинать после восемнадцати.
– После свадьбы! – поправила мама.
Гинеколог посмотрела на маму и продолжила:
– Ну… После свадьбы сейчас вряд ли кто-то начинает… Но ты не торопись. Мальчикам в его возрасте только одно нужно. У них же гормональные перебои, организм формируется, он головой вообще не думает сейчас, а тебе потом это расхлебывать. А если ты забеременеешь? Аборт в таком возрасте – это почти гарантированное бесплодие. Оно тебе надо?
– Да я не собиралась с ним сексом заниматься, он мне просто, как мастурбировать, показывал… – ответила Нина, и уже в тот момент поняла, что сказала это зря.
Мама начала причитать, какой подлый пацан, и какая идиотка у нее дочка, и про то, что мастурбация – грех, а гинеколог рассмеялась:
– Слушай, пацаны, чтобы свое получить, еще и не то тебе наплетут. Вот у меня тут девочка была на приеме, одиннадцать лет, беременна. Наплел, что у нее все потом зарастет. Вот и заросло теперь. А срок такой, что аборт уже нельзя. Родила в одиннадцать. Ребенка в роддоме бросила, естественно, ты так же хочешь?
Нина слушала все это с ужасом и только теперь начала понимать, что в эту пропасть именно так и соскальзывают, незаметно: начинается с поцелуев, а потом – всё. Вите она верила, он не хотел ничего дурного, они договорились. Но он и сам не понимал, в какой они опасности. Гинеколог трогала там холодными инструментами и грубо оттягивала внутри, это было больно, и теперь Нина боялась, что гинеколог нечаянно лишит ее невинности.
