Книга Сотворение мира - Татьяна Кудрявцева

Когда Дина Августовна куда-то ни с того ни с сего умчалась, Илье Стулову сразу стало скучно. Всё ж таки скульптор он был пока не взрослый, хотя и гениальный. И что греха таить, на весь их третий «Э» один. «Э» – потому что класс у них считался экспериментальным. Илья попал туда случайно, и назад уже было никак: все остальные – «А», «Б», «В» – были абсолютно заполнены, а конфликтовать и добиваться его бабушка не умела.

Бабушка Стулова была тихая старушка и радовалась, что внучка́ вообще приняли. По правилам им полагалась другая школа, через три дороги и два перехода, а эта, ближняя, относилась к другому микрорайону, потому как жили они на другой стороне Невского проспекта. Получалось, что Невский проспект все равно что река Днепр у Гоголя, до середины которой долетит редкая птица. Бабушка Стулова обожала Гоголя, она его Илье с младенчества читала вместо русских народных сказок. Может, оттого ее внук и сформировался такой фантастический, что ни один учитель не умел с ним сладить. Остальные дети в «Э»-классе были нормальные, послушные, хотя и экспериментальные. А Илья Стулов абсолютно непредсказуемый. Все гении, наверное, такие.

Бабушка очень волновалась, когда он бродил один по улицам с большим движением. Она была спокойна, только если он находился в кружке керамики. Дина Августовна к нему подход нашла, талант раскрыла. Бабушка в Дине Августовне души не чаяла: она ведь не сомневалась, что ее мальчик особенный, только никто ей не верил. А Дина Августовна поверила! Эта учительница для бабушки Стулова была главней всех остальных учителей, даже директора. Когда бабушка с ней говорила, пусть и по телефону, всегда кланялась. Из большого уважения. Короче, Илья Стулов к Дине Августовне прилепился, как иголка к магниту.

Бабушка и не подозревала, что сейчас, когда все остальные керамисты продолжали ваять, внучок, выскользнув за дверь, гуляет по набережной реки Мойки, под снегом и дождем. Он даже свою вязаную шапку забыл надеть. Да не беда! У него топорщилась такая шевелюра, что никакой холод не страшен. Голова Ильи была вся в кудрявых колечках, и теперь они радостно курчавились на воле как хотели. Стулов держал в руке кусок глины и смотрел, как падает снег. Снег падал отвесно, словно гордая птица орел со скалы.

Илья даже начал лепить орла прямо на улице. И вдруг, за переходом, увидел большого мальчишку, который плакал. Мальчишка ничего не замечал – ни снега, ни прохожих. У него было такое лицо, будто он потерялся. Стулову стало его жалко. Юный скульптор перебежал на красный свет и толкнул незнакомца в бок:

– Эй, ты! Чего происходит, а?

Но у Стулова в руках не только глина была, еще и стек, которым гениальные скульпторы лишнее отсекают, чтобы из комка глины вышел шедевр. Стулов своим стеком Жюля (а это был именно Жюль) слегка уколол. Нечаянно, конечно. Но больно. Как Амур – стрелой.

Жюль вздрогнул и вернулся в реальность. Но она-то как раз была нереальная. Как сказка-несказка. На землю летели снежинки, стаей, словно бабочки-капустницы, а перед ним стоял Амур. Купидон. Кудрявый, щекастый, с длинными ресницами. Амур сжимал в своей пухлой руке что-то похожее на стрелу и улыбался. Точь-в-точь как на рисунках у Жана Кузена Младшего, только одетый. Жюль этого Купидона буквально позавчера видел в Эрмитаже, на выставке: туда пригласили отца, а тот взял с собой Жюля.

Кузен Младший – потрясающий рисовальщик! Жюль его обожал! Все работы знал наперечет: и в Лувре, и в Национальной французской библиотеке..

Жюль наморщил лоб и пробормотал:

– Один из крупнейших мастеров Ренессанса, не избежал влияния школы Фонтенбло…

Жюль был настоящий знаток искусств, недаром он изучал живопись, скульптуру и архитектуру в парижском коллеже и в школе при Русском музее.

Потомок древнейшего рода Бенуа, несомненно, находился в шоке. Именно поэтому дальше он сделал то, чего в обычной ситуации никогда бы себе не позволил. Он ущипнул за щеку сначала себя, а потом Стулова, чтобы убедиться, что всё это не сон. Щека Амура была вполне реальной, упругой, на аппетит он никогда не жаловался, особенно предпочитал пончики: они у бабушки получались очень вкусные. Отсюда и упругость щек.

Стулов не успел даже отпрянуть. Стоял и моргал своими длинными ресницами. А потом возмутился:

– Ничего себе прикол!

Сказать по правде, от нахальства этого странного мальчишки Илья оторопел. Обалдел просто. Не знал, что ему делать – драться или смеяться.

А мальчишка вдруг произнес красивым колокольчиковым голосом (по-французски, разумеется, потому что когда человек нервничает, он всегда говорит на своем родном языке):

– Э тю Амур? Э тю дюн конт? Э тю дюн сьель? (Что означало: «Ты – Амур? Ты из сказки? Ты с неба?»)

Стулов ничего не понял, кроме слова «амур» и того, что перед ним – француз. А к Франции, благодаря Дине Августовне, гений и хулиган Илья Стулов относился с почтением. Хотя какое-то легкое презрение к незнакомцу и тренькнуло в его душе из-за слова «амур». Юное дарование это слово перевел совсем не как «купидон».

«Тю-у – подумал Стулов. – Тоже мне, амуры в голове! Да никакая девчонка не стоит того, чтоб из-за нее посреди улицы рыдать!» Но вслух, понятное дело, ничего такого высказывать не стал. Из дипломатических соображений. Жалко, что его сейчас Дина Августовна не видит!

– Ты, знаешь, э-э-э… Смотри на вещи проще! Древний царь Соломон говорил, что всё проходит, пройдет и это, – философски изрек третьеклассник Стулов.

Стулов даже покраснел от удовольствия, что он такой эрудированный, недаром в «Э» классе учится. И опять подумал: жалко, мол, что Дина Августовна его сейчас не видит.

– Нет, это не пройдет, – печально произнес Жюль. – Я одну вещь потерял, от мамы осталась, бесценную…

– А где твоя мама? – спросил Стулов. – Она… – и поперхнулся воздухом.

Внезапно до Стулова дошло. Про маму.

Свою маму он не помнил – не было и не было. Когда не помнишь, легче. И потом, с ним всегда рядом бабушка. Она ему пончики печет, на керамику водит. Вот если б с бабушкой что случилось… Стулову стало страшно. Раньше такая мысль никогда ему в голову не приходила, а сейчас пришла. И от этого в горле у Ильи сделалось холодно и как-то больно. Но Стулов тут же взял себя в руки. Нет, его так просто не возьмешь! Недаром ему бабушка с младенчества Гоголя читала. А от могучей литературы и дух крепче!

Стулов слегка опустил голову, как будто собрался бодаться, словно был не третьеклассником, а кузнецом Вакулой. Между прочим, амуры тоже так поступают, когда поворачивают судьбу человека.

– Снежинка мне в рот влетела и растаяла, потому я и поперхнулся. Смотри, какой снег валит! – объяснил Стулов Жюлю. – А твою вещь мы найдем, всё обыщем, а найдем. Вот, на память тебе! Бери! Дарю.