В то время молодые клерки развлекались тем, что изобретали свой собственный язык. Они употребляли самые банальные изречения и выражения, придавая им противоположное значение, переиначивали пословицы и поговорки, играли словами:
— Скука родилась в день создания университета.
— Замышляющий подлость уличает свою жертву.
— Одним ударом выбить два пальца.
— Скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу тебе, кто тебя ненавидит.
— Не все золото, что блестит.
— Пирожник без сапог.
— Осторожность — мать глухоты.
— Не оставляй на виду, не вводи вора в грех.
— Печатная душа.
— Аппетит приходит во время еды.
— Знакомый до боли.
— Никогда не прячут то, что ищут.
— Женщина — это домашняя рабочая змея.
До конца своих дней Бальзак собирал каламбуры, забавляясь игрой слов.
Едва клерки снова приступали к работе, им становилось слышно, как гудит печка, от которой по диагонали расходились трубы. Во время занятий все казалось отвратительным. И в первую очередь — запах остатков пищи, смешанный с запахом канцелярского клея. В четыре часа главный письмоводитель пил специально приготовленный шоколад. Клерк жил, «зарывшись головой в груду дел, на деле бывших сущими пустяками». Позади его конторки висели пожелтевшие афиши, обрывки объявлений, сообщавшие об аресте имущества, распродажах, окончательной или предварительной продаже с торгов.
В апреле 1818 года Оноре поступил в качестве ученика в контору господина Виктора Пассе, располагавшуюся на улице Тампль в доме 40, в том самом доме, где Бальзаки занимали антресольный этаж. Мать хотела, чтобы Оноре стал преемником господина Пассе.
Вечером, придя в комнату старшего клерка Жанвье, Оноре впервые почувствовал, что он дома. Он пел, танцевал, декламировал театральные пьесы, играл в экарте, делая ставки по два су.
Клерки не раз заставали его читающим. Он обложил свою конторку книгами, но чаще всего читал и перечитывал томик Монтеня. Возможно, Бальзак размышлял над следующим высказыванием: «Никогда не взваливайте на себя бремя воспитания детей и уж тем более не поручайте это своим женам. Пусть привычка растит их в умеренности и суровости».
ГРАФИНЯ И ЕЕ НИЩИЙ
Зачем, повествуя об этом периоде жизни Бальзака, когда он был младшим клерком, упоминать о таком произведении, как «Полковник Шабер»? Ведь оно будет написано только через 15 лет, в 1832 году[12].
Я бы сказал, что тем самым мы поднимаем вопрос об окружавших Бальзака людях. Этот мрачный и порой омерзительный рассказ освещен присутствием молодых клерков, решительно настроенных все поднять на смех, а также присутствием поверенного Дервиля, опытного, неукоснительно следующего букве и духу закона человеколюбивого нотариуса.
В образе Дервиля все бальзаковеды узнали господина Гийонне-Мервиля, давнего друга Бернара-Франсуа. Они познакомились в революционных секциях, располагавшихся по соседству. Один из них принимал участие в работе секции Бобура, другой — в работе секции Короля Сицилии.
22 июня 1800 года Гийонне-Мервиль был назначен поверенным. В те годы это была очень уважаемая профессия. Он исполнял свои обязанности с достоинством, не слишком стараясь способствовать росту числа прошений, не чиня проволочек, не выступая в качестве посредника, одним словом, не стремясь обогатиться. В 1817 году он занял должность в магистратуре и был назначен мировым судьей VI округа.
Гийонне-Мервиль выработал замечательное жизненное правило, которое должно вдохновлять всех тех, кто взял на себя нелегкую заботу утешать и мирить людей, находящихся на грани ссоры: «Я всегда полагал, что человек, пребывающий на земле столь недолго, обязан, если это в его власти, сверкнуть благодетельной звездой, а не ужасным смерчем, оставляющим после себя горе и руины».
Чтобы отыскать истоки «Полковника Шабера», следует непременно обратиться к тем годам, что Бальзак провел в нотариальной конторе. Нет необходимости напоминать, что вся «Человеческая комедия» наполнена «делами», судебными процессами, завещаниями, фидеикомиссами, лишением прав и мировыми соглашениями. Вот и произведение «Полковник Шабер» первоначально называлось «Мировая сделка». Творчество Бальзака черпает вдохновение в судопроизводстве. Бальзаковские персонажи часто судятся. Если они предстают перед судом, то вызывают сочувствие, поскольку виновность отдельного человека не идет ни в какое сравнение с вредоносностью порочного общества, которое и довело его до крайности. Напротив, жалобщик, пришедший в суд, чтобы извлечь выгоду или причинить зло своему близкому, олицетворяет собой чудовищную часть человечества, имеющую наглость утверждаться в своей жестокости. Перед судьей поставлена трудная задача решить спор между безумцами, заблудшими, ворами и лгунами. Романист занимает позицию свидетеля, от которого требуется не высказывать свое мнение, а беспристрастно описывать события. Такая позиция наиболее удобна. Понятно, что учеба у господина Гийонне-Мервиля и у других поверенных предоставила Бальзаку много сюжетов для романов. «Приглядитесь внимательно. Уверяю вас, здесь есть над чем подумать», — говорит Гийонне-Мервиль Скрибу, который также служил клерком. Должно быть, и Бальзаку приходилось слышать эти слова.
Пьер Ситрон занимался поисками литературных истоков «Полковника Шабера» и нашел их в таких романах, как «Солдатская сирота» Ж. Бруссара и «Переход через Березину» Эмиля Дебро. Упомянем также исторические хроники, и особенно двадцать девять томов хроники «Победы, завоевания, неудачи и гражданские войны французов с 1792 по 1815 год», к которым часто обращался Бальзак, а также «Записки» Марбо. Израненный, затерявшийся в бескрайних снегах корпус Марбо был смят 90 эскадронами Мюрата, бросившимися в атаку. Напомним, что отца Альфреда де Виньи, погребенного под сугробом, спасла теплота тела лошади, упавшей на него. Ниже мы расскажем о герцогине Лоре д’Абрантес. Она вдохновила Бальзака на создание «Сцен военной жизни». В этот цикл вошли только два романа: «Шуаны» и «Страсть в пустыне», опубликованные в тринадцатом томе «Человеческой комедии» издания Фюрна. Другие военные рассказы, написанные Бальзаком в 1829–1830 годах, — «Эль-Вердуго», «Прощай», «Марана», «Мобилизованный солдат» были помещены в «Философские этюды». Генералу Жюно, герцогу д’Абрантес, которого сочли погибшим и бросили на поле брани, снесло часть черепа. Рана зарубцевалась, но сквозь тонкую плеву четко просматривалась кора головного мозга. Полковник Шабер изувечен подобным же образом. Его вид заставляет содрогнуться: искалеченный до неузнаваемости Шабер должен был умереть.
На любой войне есть солдаты, которых считают погибшими. Без документов, без денег, подчас потерявшие память, как Зигфрид де Жироду, они медленно бредут наугад, желая вернуться на родину. И многие возвращаются. Некоторых из них встречают с распростертыми объятиями после столь продолжительного отсутствия. Родители и жены ждут человека, который скажет им: «Это я, Одиссей». Им неважно, что он так неузнаваемо обезображен. Но существуют и отвергнутые. Они предпочитают погибнуть на войне, нежели смириться с уготованной им судьбой.
