У русских, наверное, и код Морзе не такой, как у американцев.
Но Фекла должна его знать, она же летчик!
Мигая длинными и короткими вспышками фонаря, Дина просигналила «МОРЗЕ».
Фекла кивнула, Дина увидела, как ее губы складываются в слово – русское да.
Дина просигналила:
ТЕБЕ ЧТО ТО НУЖНО
Губы Феклы тронуло легчайшее подобие улыбки. Не радостной. Скорее озадаченной.
Она подняла остаток батончика и показала на него пальцем.
Дина ответила:
ЗАВТРА
Фекла кивнула. Потом отвернулась, сверкнув в ярком свете фонаря коротко остриженными волосами, и уплыла в середину своей луковицы.
«Пять процентов».
Этими словами Айви открыла очередное совещание в «банане».
Который был набит битком – двенадцать человек изначального экипажа «Иззи», пятеро прибывших на «Союзе» в А+0.17, а также Игорь – скаут, вынужденный попроситься внутрь, когда его скафандр вышел из строя. Вместе с Марко и Джибраном он готовил «банан» к совещанию – пришлось развесить дополнительные вентиляторы, чтобы прогонять побольше воздуха, иначе весь отсек заполнился бы двуокисью углерода. Дина на этот счет пошутила, что есть прямой смысл собираться в герметичных помещениях, чтобы заканчивать поскорей. На шутку никто не отреагировал, разве что Рис. В общем, вентиляция ревела даже громче, чем обычно на станции, так что Айви пришлось повысить голос и перейти на интонации Большого Начальства.
– Сегодня – День тридцать семь, – продолжила она. – Десять процентов от трехсот шестидесяти пяти дней. Если это правда, что от Ноля до Каменного Ливня у нас два года, то позади уже пять процентов времени, в течение которого мы можем рассчитывать на помощь с Земли. Пять процентов времени, за которое мы должны построить на месте нашей нынешней конструкции общество и экосистему, способные просуществовать бесконечно долго.
Айви стояла спиной к большому экрану и не могла видеть реакции капельмейстеров далеко внизу, в конференц-зале на другом конце видеосоединения. В сегодняшнем совещании из них участвовали трое: Скотт «Спарки» Спалдинг, остававшийся директором НАСА, доктор Пит Старлинг, советник президента по науке, а также шведка Ульрика Эк, руководившая проектом в одном из частных космических стартапов, пока недавние события не вынудили ее сменить карьеру. Сейчас она координировала усилия нескольких государственных космических агентств и коммерческих фирм, работавших над Облаком. Видимо, она и была главным капельмейстером.
«Видимо» было существенной частью утверждения, поскольку каждый раз, выходя на связь с Землей, Дина обнаруживала, что все меньше и меньше понимает, что там происходит. С одной стороны, ей повезло так, как мало кому во всем человечестве. Ведь ей выпало жить. В то же время она, как и все остальные, мало что знала о происходящем на планете внизу и была вынуждена строить догадки, основываясь на случайных намеках.
Свои соображения Дина попыталась сверить с Айви – та призналась, что у нее самой не хватает пищи для выводов, а то, что до нее доходит сейчас, противоречит услышанному пять минут назад.
Фактически им пришлось заняться кремленологией. Во времена СССР у западного человека был единственный способ понять, что там происходит: следить за официальными лицами на трибуне Мавзолея во время первомайской демонстрации и делать выводы на основании того, кто где стоит и кто кому пожал руку. Сейчас Дина точно так же пыталась гадать по трем лицам на экране. Причем от Спарки не было особого толку. Как и подобает опытному астронавту, взгляд его блуждал в нескольких парсеках отсюда, а невнимание Спарки к тонкостям политики давно вошло в поговорку.
С этой точки зрения Пит Старлинг был его прямой противоположностью. Работа Пита заключалась в том, чтобы нашептывать научные версии происходящего на ушко президенту. И за последние тридцать семь дней недостатка в работе у него не наблюдалось. В прошлом он руководил крупными научными проектами в университетах, и за какие-то десять лет дорос от заштатной Миннесоты, через Джорджию и Колумбийский, до Гарварда. Спрашивается, что он делает на этом совещании? Проку от него все равно никакого. Выходит, он здесь – глаза и уши Джей-Би-Эф.
Но Джей-Би-Эф-то какое дело? На таких совещаниях ничего не решается, здесь просто докладывают о происходящем согласно установленной форме.
Когда Айви закончила фразу, Пит в сомнении скривил рот и перевел взгляд на Ульрику Эк – даму лет под пятьдесят, довольно дородную, но, если верить Рису, очень толковую. Видео высокого разрешения не скрыло от Дины, как глаза Ульрики чуть шевельнулись – она заметила, что Пит повернул голову, но не сочла нужным это показать.
Ульрике Пит явно не нравился. Но и авторитет руководителя проектов она заработала не на пустом месте.
– Айви, – начала она, – хотелось бы избежать непонимания. Когда мы говорим о «конструкции», мы употребляем этот термин не в буквальном смысле. У нас просто нет другого.
Айви обернулась к экрану.
– «Конструкция» – пожалуй что не лучший термин, – кивнула она согласно. – Ничего еще толком не сконструировано.
– По-моему, – вмешался Пит Старлинг, – Ульрика хочет сказать, что Облачный Ковчег пока еще гибкая концепция, которая с прагматической точки зрения за девяносто пять процентов оставшегося в нашем распоряжении времени может измениться до неузнаваемости.
Айви наморщила брови. Внизу что-то происходило, политическая борьба в той или иной форме. Такие, как Пит, чувствовали себя в подобной ситуации как рыба в воде.
– Зря тратим время, – вступил в разговор Федор. – Я расширяю фермы для пионеров. – Федор прекрасно владел английским, но будучи рассержен – как сейчас – переходил на рубленые фразы. – У меня восемь костюмов снаружи, пять внутри. Всего тринадцать. Несчастливое число.
Слово «костюм» в последнее время вошло в оборот в качестве синекдохи и обозначало человека, способного работать в открытом космосе и обладающего исправным и пригодным для этой цели костюмом, то есть скафандром.
– Пионеры прибывают через две недели, так? Тогда мне нужны еще скауты. Как говорится, вчера.
Когда Федор прибыл на «Иззи» шесть месяцев назад, это воспринималось всеми как прощальный полет, после которого он перейдет на административную работу в Роскосмосе. Нельзя сказать, что Федор пренебрегал своими обязанностями, но чувствовалось, что он больше озабочен перспективой и глядит на «Иззи» глазами чиновника, которому желательно, чтобы она без проблем дослужила до его выхода на пенсию. Разумеется, в момент Ноль все переменилось. И еще больше – с началом русского вторжения. Не то чтобы Федор получил новое звание или должность. В этом не было никакой необходимости. Просто все русские столь же неукоснительно, сколь и неофициально, признавали его за начальство. Соответственно изменилось и поведение самого Федора. Он подчеркнуто признавал за Айви общее руководство, но при этом давал понять, что за костюмы целиком и полностью отвечает он сам. Благодаря подобной власти он словно вырос в размерах и теперь нависал над собеседником. Морщинистое лицо Федора затвердело, и даже голос стал резче.
