— Отлично. Выговорилась? — спросила Мэри, неожиданно вставая. — Идем, надо срочно купить тебе новое нижнее белье, чтобы ты хоть на время прекратила думать о том, как ты несчастна.
— Зачем мне белье?
— Чтобы рыдать в новых трусах, — бросила она. — Вот что, Лиззи. Послушай меня. Я обещаю, через год — и я готова поспорить на сумму стоимости твоего билета в Америку — ты оглянешься назад и пожмешь плечами. Ты будешь только рада, что распрощалась с этим козлом. Я обещаю, однажды ты проснешься утром, оглянешься назад и увидишь его таким, каким мы все, кроме тебя, его видим: самовлюбленным, надменным, упертым ослом без чувства юмора.
Опять эти слова.
— Ты правда думаешь, что у него нет чувства юмора?
— Ни капли. У клизмы больше чувства юмора, чем у Ричарда.
— Я думала, у него прекрасное чувство юмора.
— Ты думала, что он тебе верен, — напомнила Мэри. Удар ножом в сердце. — Теперь тебе предоставляется случай оставить все это дерьмо позади и улететь в Лос-Анджелес. Только подумай — Лос-Анджелес, Калифорния, Лиззи! Место, где всегда светит солнце! Боже мой, что тебя останавливает?
К этому моменту мы как раз подошли к выходу из магазина. Снаружи дождь лил как из ведра. Мэри развернула меня и поволокла за собой в отдел губной помады, чтобы скоротать время, пока дождь не прекратится. Она вытащила наугад розовый тюбик. «Лос-Анджелес» — значилось на этикетке.
— Видишь предзнаменование? — обернулась она ко мне.
Я вытащила другую помаду. Она называлась «Лондон».
— Послушай, друг приглашает тебя в гости, тебе есть где остановиться, — продолжала Мэри. — Я с радостью одолжу тебе денег на билет, дам адреса всех своих знакомых, и тебе останется разве что гадать, что будет делать Ричард, если вдруг передумает и решит тебя вернуть. Но во-первых, вероятность того, что он бросит супермодель ради тебя, равна вероятности того, что тебя убьет молнией. И во-вторых, даже если Ричард надумает все вернуть, он может просто сесть в самолет и прилететь к тебе, правильно? Теперь его очередь мириться.
Я проглотила набежавшие слезы.
— Лиззи, милая, поезжай — поезжай не задумываясь. — Подруга с чувством сжала мои руки. — Лос-Анджелес — прекрасное место. Я буду страшно скучать по тебе, мне будет тебя не хватать, но я уверена: там ты будешь счастлива. У тебя нет причин оставаться в Лондоне. Тебя больше ничто тут не держит.
Она была права. Что мне терять? У меня нет ни любимого человека, ни работы, ни квартиры. Есть выбор — либо продолжать жить с родителями и загнивать в Солихалле, либо мотаться в Лондон и обратно на унизительные собеседования и очередную временную работу в офисе без кондиционера или без окон. Добавьте к этому муки поиска квартиры на двоих по объявлениям с высокой вероятностью того, что, кем бы ни был мой новый сосед, он вполне может оказаться во сто крат хуже Толстого Джо. Разве все это идет в сравнение с тем, чтобы провести три месяца на солнышке, в трех кварталах от пляжа? В трех кварталах от пляжа! Не в трех часах езды, которые тратишь, чтобы добраться от Солихалла до ближайшего побережья.
И даже если придется делить жилище с Толстым Джо, все равно это «плевое дело», как сказал бы Брайан. Как первый вопрос в игре «Кто хочет стать миллионером?» Если я и на него неспособна ответить, чего я тогда вообще стою?
— Что ж, пожалуй, я поеду, — решилась я наконец.
— Ура! — крикнула Мэри и бросилась мне на шею. — Рада, что до тебя наконец дошло. Давай-ка прямо сейчас поедем в агентство и купим билет, пока ты не передумала.
Через полчаса Мэри взмахнула кредиткой, как волшебной палочкой, и забронировала мне билет в оба конца. Мне было куда лететь, и было на чем. Я, как говорится, вышла на финишную прямую. Кажется, так выражаются в Америке.
С кем бы я ни делилась своими планами, все единодушно одобряли их. Но сама я, должна признаться, не верила, что полечу в Америку, даже когда билет уже был у меня в кармане.
Я все еще верила в то, что Ричард меня остановит. Я убедила себя в том, что до него дойдут слухи о моем отъезде, и эта новость вселит в него страх, что он может потерять меня навсегда. Пока я сидела и ревела в доме родителей в Солихалле, он не хотел вернуть меня. Но как только Ричард поймет, что я улетаю далеко и надолго, навстречу солнцу и, по словам Анжелики, навстречу любителям девушек с британским произношением (она сказала, американцы налетают на них, как осы на ребенка, который пытается вытащить леденец из осиного гнезда)… конечно, тут Ричард все увидит в ином свете.
Боюсь, я понадеялась на чисто мужскую реакцию — ведь их больше всего заводит, когда поворачиваешься к ним спиной… Беги — и мужчина погонится за тобой. Крикни: «Поймай меня!» — и он бросится тебя ловить, забыв обо всем.
Но Ричард отличался от других мужчин, так что, похоже, и сейчас он не собирался следовать стереотипам, хотя на этот раз я была бы этому только рада.
За неделю до моего предполагаемого вылета Сима столкнулась с ним в навороченном баре в Сохо, после чего позвонила мне. Это было ошибкой. Она сказала, что Ричард был один. Я уже готова была запрыгать от радости, но оказалось, он был один только потому, что Дженнифер уехала на ультрапрестижный показ мод в Японию. Прыгать мне расхотелось, особенно после того, как Сима поведала, что, когда Ричард услышал о моем отъезде в Лос-Анджелес, он только и сказал: «По крайней мере, она выберется из Солихалла».
Выберется из Солихалла?
И все?
Он не поинтересовался, ни когда я уезжаю, ни почему, ни надолго ли. Хотя, разумеется, даже такой бесчувственный тупица, в которого превратился Ричард, догадался, что я сбегаю из Англии из-за него. Он не спросил, где я буду жить или кто подсказал мне эту безумную мысль — уехать. Он не поинтересовался, не встретила ли я красавчика мультимиллионера, который потребовал, чтобы я срочно прилетела к нему первым классом, потому что он жить без меня не может. Ричард просто сказал: «По крайней мере, она выберется из Солихалла», а потом спросил Симу, как у нее идут дела на новой работе.
Вот так, только я сократила приступы плача до одного-двух раз в день, как меня настигла новая волна горя. «Неужели он больше ничего не сказал?» — спрашивала я Симу вновь и вновь. В последующие два дня я заставляла ее поминутно описывать всю их встречу, лично и по телефону, по меньшей мере десять раз. «Какое у него было выражение лица? Неужели не дрогнул ни один мускул, неужели не дернулся уголок прелестной губы, которую я так любила целовать? Неужели ничто не указывало на то, что Ричард расстроен моим отъездом?»
— Он воспринял это так же равнодушно, как и рассказ про мой бизнес-план. Просто вежливо выслушал, — сказала Сима.
И тогда у меня случился своего рода кризис. Оказывается, я даже сама себе не признавалась, насколько надеялась, что Ричард остановит меня перед отъездом. Теперь, когда рассказ Симы не оставил мне и этой надежды, я впала в тоску. Если раньше планы отправиться в Лос-Анджелес были не более чем игрой, бравадой, то теперь у меня внутри все переворачивалось. А отъезд неотвратимо близился. Я все поставила на кон, я блефовала — и проиграла. Вот так воспринимала я свою поездку.
