Сима была права. Но она так прямо и резко об этом сказала, что я невольно вспомнила времена, когда у меня был выбор: Ричард попросил меня переехать жить к нему. Я ликовала. Когда я увозила вещи из нашей старой квартиры, то думала, что вступаю в новую жизнь.
Давайте признаем, совместное проживание людей в одной квартире — это далеко не воплощение коммунистического идеала. На самом деле единственное, что у вас при этом появляется общего, — это адрес. Во всем остальном люди остаются чужими друг другу. На нашей «общей» кухне всегда имелись три отдельных шкафчика, а в холодильнике у каждого стоял свой пакет молока. Когда мы получали счета за телефон, в которых были указаны неизвестные номера, дело могло дойти до войны, если никто не признавал, что звонил он. А тут я вдруг из соседки стала гражданской женой, и квартира Ричарда как бы принадлежала и мне тоже.
«Больше никогда не буду жить с соседями», — сказала я ему, когда мы подъезжали к квартирке на Тафнелл-парк.
«Больше никогда», — согласился Ричард.
Никогда не говори «никогда», верно? Итак, я позвонила Джо. И он нисколько не удивился, услышав меня. Не буркнул, как я того ожидала: «Ты много лет не звонила. Догадываюсь, что тебе что-то нужно от меня». А просто сказал, что очень рад меня слышать.
— У тебя появился акцент, — сказала я ему. Джо действительно стал говорить с американским акцентом.
— И не только. В моей жизни вообще многое изменилось, — произнес он нараспев, как свойственно многим, кто переезжает из Англии в Америку.
— Разумеется, — согласилась я. — Ты теперь гражданин Америки.
— Да, эдакий янки, ладно уж, — отозвался он немного обиженно.
— Отлично. Э, Джо… Сима рассказывала тебе про мои неприятности?
— Да, я знаю, что Ричард тебя бросил, — сказал Джо. — Мне очень жаль, Лиззи. Я действительно очень сочувствую тебе.
Я нервно засмеялась. Он «сочувствует». У Толстого Джо, насколько я помнила, чувства вообще отсутствовали. Он сам был как компьютер, для него не существовало эмоций. Ближе к концу нашей совместной жизни с ним и Симой он даже не трудился выразить недовольство, а просто набирал на экране двоеточие и ряд открывающихся скобок вместо того, чтобы нахмуриться.
— Лиззи, я хочу, чтобы ты знала — мы все на твоей стороне, — говорил он теперь. — Ты хорошая, добрая девушка. И заслуживаешь лучшего, чем этот придурок с проблемами.
С проблемами?
— Спасибо, Джо, — вот и все, что я смогла выдавить.
— Так как, приедешь? — спросил он доброжелательно.
— Хотелось бы. Можно, я позвоню, когда все улажу с билетами? — спросила я.
— Приятно было пообщаться с тобой. Звони в любое время. Дня и ночи. Договорились?
— Хорошо. Спасибо.
Приятно пообщаться? Похоже, Джо перестал бояться замкнутых пространств и скупиться на проявление чувств. Какое облегчение! К тому же у меня теперь есть где остановиться. Другая на моем месте запрыгала бы от радости. Но я, как только положила трубку, ощутила спазм в животе, и теплое чувство предвкушения неизвестного, с которым я набирала телефон Джо, вдруг превратилось в пылающий ком страха. До этого звонка Лос-Анджелес был просто шикарным поводом позлить моего брата. Но теперь, когда все оказалось реально, вплоть до крыши над головой, я растерялась.
И позвонила Мэри. Все равно пора было ехать к ней в гости — смотреть фотографии их свадебного путешествия.
— Посоветуй, что мне делать с Лос-Анджелесом? — спросила я.
— Ехать, — просто сказала она.
— Мне нужен более подробный совет.
На следующий день я отправилась в Лондон, в гости к новобрачным. Когда я приехала, Билл вешал полки. Полки! Раньше он только шампанское открывал собственными руками. Мне показалось, что с тех пор прошла вечность.
— Недолго им висеть, — вполголоса заметила Мэри, осматривая полки. — Я собираюсь снести эту стену, чтобы кухня стала больше.
— В голове не укладывается, что все это происходит с тобой, — сказала я с восторгом. — Муж. Дом. Кухня. Просто здорово!
— Здорово? — рассмеялась Мэри. — Ты шутишь! Здорово иметь возможность поехать в Лос-Анджелес по первой прихоти. Махнемся?
— И жить там с Толстым Джо?
— Ну…
Мы оставили Билла разносить дом и направились в Кингсбридж. Мэри хотела купить сахарницу от «Харви Николс», которая была в списке подарков, но которую никто не подарил. Когда дело было сделано, мы отправились в кафе, и там я рассказала Мэри о своих полуоформившихся планах.
— Звучит заманчиво, — сказала она. — Отличная мысль — провести лето в пляжном домике на побережье.
— В пляжном домике Джо, — поправила я ее. — Тебе не кажется, что это глупо?
— Что действительно глупо, так это торчать в Солихалле, — возразила Мэри.
— Но я не хочу ехать туда, — призналась я. — Я просто хочу вернуться к прежней жизни. Здесь, в Лондоне.
— Что? Тратить по нескольку часов в день на метро и работать секретаршей?
— Нет. Я по-прежнему хочу вернуть Ричарда.
— Лиззи, у него другая, — резонно и немного устало заметила Мэри. — Ты должна идти вперед.
— Хорошо бы. Но я не могу. Стоит только подумать о будущем, как меня переполняет ужас, что я больше никогда не буду счастлива. Никогда не встречу никого, кто мог бы сравниться с Ричардом. Я обречена быть одна всю оставшуюся жизнь.
— Чушь, — сказала Мэри. — Все эти страхи улетучатся, как только ты окажешься в Штатах. И помни, у тебя хотя бы был роман, который продлился дольше месяца. У многих наших сверстниц и такого не было. По крайней мере, ты теперь знаешь, что это можно повторить. Я имею в виду, ты знаешь, что способна поддерживать отношения, способна на долгий роман. Лучше ведь пережить роман и разрыв, чем не быть любимой вообще.
— Хватит, — перебила я. — Остановись прямо на этом месте. Следующему, кто скажет мне про бесценный опыт, который я извлекла из этих отношений, я просто перережу глотку ножом.
Я схватила чайную ложку и продемонстрировала, как поступлю в этом случае. Меня любили и разлюбили? Это совсем не то, что могло утешить. Я не могла взглянуть на наши отношения с Ричардом под таким углом. Вспомнить, как мы были счастливы? Да я об этом вообще думать не могла, так мне было больно.
— Знаешь, — возразила я Мэри, — я прочла однажды, то ли у Одена, то ли у Ивлина Во, что любовь, когда уходит, меняет свой облик в воспоминаниях. Вот эта мысль мне более созвучна, чем то, что ты сказала. Потому что сейчас, вспоминая наши отношения с Ричардом, я уже ни в чем не уверена. Я не уверена, любила ли я его, и уж тем более не знаю, любил ли он меня. Все хотят, чтобы я воспринимала случившееся как простую утрату, но иногда мне кажется, что все значительно хуже. Мне гораздо легче было бы примириться с тем, что Ричард умер, потому что тогда я могла бы спокойно предаваться воспоминаниям о нашем романе, не думая о том, что этот роман он сам же и оборвал. Ричард решил разбить мне сердце, потому что я ему больше не нужна. Когда человек умирает, он обычно не оставляет тебя с горьким чувством, что ты совершенно бесполезное, никому не нужное существо. Лучше бы он умер, Мэри. Правда. Может, надо было перерезать ему горло, пока имелась возможность?
