Книга Предел несовершенства - Людмила Феррис

Егор Петрович словно чувствовал ее, и в телефонной трубке прямо-таки ощущались энергетические потоки главреда.

— Сорнева, ты куда пропала?!

— Я интервью с учительницей сдала.

— Знаю, смотрел, в номер пойдет. Я про другое тебя спрашиваю — про гальваника. Есть интересная информация?

— Ну, как сказать, Егор Петрович?..

— Так, Юля, давай сегодня ко мне подъезжай, к трем.

— Может, завтра?

— Сегодня, сегодня! До завтра ты куда-нибудь обязательно встрянешь, я тебя знаю.

— Хорошо, приду, — вздохнула она. Что он ее пасет как маленькую, честное слово?! Друга своего следователя пригласит обязательно, и будут ее вдвоем «пытать», что да как, да где. Никакой самостоятельности! Юлька, конечно, уважает Егора Петровича, но сдать всю информацию до капельки будет неправильно. У нее в загашнике должно остаться что-то свое, эксклюзивное, что она после дополнительной работы выложит ему же на блюдечке. Статья получится такой яркой, что Егор Петрович будет сиять, как начищенный самовар, и повторять: «Ну, Юльчик, ну молодец!»

А сейчас ей надо разложить информацию по полочкам, по уровням, и пусть что-то покажется сначала серым, скучным и неинтересным, не имеющим отношения к основному событию, но она знает, что в дальнейшем это может сработать. Иногда бывает, что «тонкий», невидимый план информации развивается у нее в сознании гораздо сильнее и активней, и переходит по цепочке от «нижнего» уровня к «высшему», и дополняется информацией откуда-то «сверху», словно приходящей из космоса. Юля знает свою особенность жадно впитывать новые истины.

Разговор с Аней стал именно таким, открывающим новые информационные потоки, где нужно приспособиться к новым условиям. Горшкова так прониклась тем, что Юля — журналист, который посмел критиковать администрацию поликлиники, что открыла ей самое сокровенное, не дававшее девушке покоя.

— Лера не уезжала никогда в Турцию. Это она специально для родителей легенду придумала.

— Зачем? Должен же быть в этом смысл? У нее были плохие отношения с родителями?

— Понимаете, мы дружили со второго класса, сидели вместе за партой. Лерка всегда стеснялась своей бедности, что ли. У нее отчим жадный был, держал ее с матерью просто в «черном теле». Она школьную форму по несколько лет носила, пока руки из рукавов не начинали вылазить.

— Стоп, Аня! Какой отчим? Федор Павлович Крупинкин не был ее родным отцом?

— Нет, не был. Она узнала об этом где-то в пятом классе. Как узнала, не знаю, может, мать сказала, но это Лере принесло облегчение.

— Почему?

— Да потому что стало понятно, почему он к ней так относится. Она потом его иначе как «Федька» не называла, за спиной, конечно. Когда Лера заканчивала школу, отчим сказал, чтобы она шла на завод деньги зарабатывать и не быть приживалкой в его доме.

— Федор понял, что она знает о том, что он неродной?

— Да разве родной отец будет к дочери так по-скотски относиться! Она на танцы два года в одной юбке ходила, я ей своих вещей сколько отдала. А знаете, как девчонкам хочется одеться — и джинсики, и бусики, и сережки? Соблазнов вокруг много, и «сумасшедших» денег не надо, можно хорошо выглядеть по «эконом-варианту».

— А что мать Леры?

— Она во всем отца поддерживала, дочку жалела, но особо помочь ей не могла, он ведь и жене деньги на расходы выдавал и требовал строгой отчетности. Ну, иногда перепадало Лерке от матери на мороженое, на шоколадки, не более.

— Лера, как я понимаю, на завод не пошла?

— Нет. Это значило бы попасть в кабалу к отчиму, она это понимала, собиралась уехать их города, завербоваться куда-то на север.

— А потом придумала Турцию?

— Как вам сказать… Вы точно о ней писать не будете?

— Точно, точно, Аня! Я хочу писать об убийстве ее отца, вернее, отчима, Федора Крупинкина.

— Да, знаю, убили его, прямо в цехе. Я даже в морге у девчонок знакомых узнавала про акт вскрытия — закололи его.

— А узнавали зачем? Лера просила?

— Да, звонила, просила узнать.

— То, что она после школы решила поменять свою жизнь, я поняла. Так она все-таки уехала из города?

— Нет, просто ушла из дома. Жила два месяца у меня, на работу в магазин нижнего белья устроилась, а потом комнату на окраине сняла.

— Родители думали, что она уехала. А не боялась, что кто-то ее в городе встретит, им расскажет?

— Нет, Лерка с характером, отчаянная. Уж что решила, ее не переубедишь. Отчим, кроме завода, никуда особо не ходил. У тети Маши ноги больные, она только в сад да обратно. Если бы отчим ее увидел, она бы сделала вид, что они незнакомы. Ну, вот такое дурное решение, глупое, но она не отступала.

— Аня, я не очень понимаю, зачем нужно это псевдоисчезновение. Ну, закончил человек школу, имеет право на самостоятельную жизнь.

— Наверное, ей хотелось «насолить» отчиму, отомстить за унижения, которые она испытывала. Нам с вами не понять, но я знаю, как она переживала и мучилась.

— А в чем месть заключалась? Может, Лера знает, кто убил Федора?

— Что вы! — Аня возмутилась. — Зачем ей убивать! Она над ним так посмеялась, так «вытерла ноги», что, думаю, резко подняла свою самооценку.

— Так, вот с этого места поподробнее.

— Через пару месяцев у Лерки появился друг. Кто такой, не знаю, но она влюбилась до одури и готова была ради него на все. У него какой-то бизнес в Москве, она из магазина уволилась, теперь курьером у него работает — ежемесячно мотается в Москву, он там ей квартиру снял. В общем, по ее словам, устроилась неплохо, вся в шоколаде. А меня просила раз в три месяца матери звонить и говорить, что у нее в Турции все хорошо.