О, Отцы наших отцов, Семя сырой земли, Семя наших судеб, О, наши досточтимые отцы…
Ишби Сум-Узур и Киддин встали. Лица их пламенели, глаза сверкали, руки были вытянуты вперед. Рабы поднесли носилки к самому возвышению и осторожно поставили статуи между курильницами для благовоний. И за ними Сара увидела его лицо и узнала его губы.
* * *
Все происходило с медлительностью, не соответствующей естественным законам. В реальной жизни не прошло бы и доли секунды.
Во двор, держась в нескольких шагах от носилок предков, вошли два человека. Когда статуи были поставлены на место, они остановились. Один их них был пожилым человеком, второй — в самом расцвете молодости. Одежды на обоих были из груботканого полотна. Это были мар.Тю. Сара посмотрела на них. Лицо старшего было покрыто морщинами, кожа рук побелела от постоянного разминания глины. Позы их выражали глубокое почтение и некоторое беспокойство. В глазах молодого мар.Тю светилось скорее удивление, чем восхищение. Взгляд его остановился на залитых солнцем барельефах, затем скользнул к возвышению. Два прозрачных карих глаза. Он посмотрел на Киддина, на Ишби Сум-Узура. Это был он.
Ей показалось, что он не осмеливался посмотреть ей в глаза, восхищаясь ее тогой, ее силуэтом. Она не заметила, как подошла к краю возвышения. Внутренний голос повторял: «Это он, я узнала его».
Он стал выше ростом, плечи и шея расширились. Его тонко завитая, поблескивавшая на солнце борода, окаймляла рот. Голос в ней повторял: «Я узнала его губы, это он».
Наконец, он поднял глаза, очевидно, не узнавая Сару, не в состоянии отвести от нее взгляда.
«Это его губы, — повторял голос. — Они остались прежними, я никогда не забуду его губ. Но как он может узнать меня?»
Песни и музыка перешли в мучительный шум. Она хотела позвать его: «Аврам! Аврам! Аврам! Это я, Сара….»
Она вздрогнула. Старик боязливо смотрел не нее.
И тут на руку Сары легла твердая рука:
— Что ты делаешь?
Киддин, не стесняясь, потянул ее назад. Только тут она заметила, что стояла у самого края возвышения, почти касаясь статуй ногами. Во дворе все лица встревоженно повернулись в ее сторону.
Она продолжала смотреть на Аврама. Догадалась, что он улыбнулся. Он узнал ее. Она не сомневалась, что он узнал ее.
— Что с тобой? — прорычал Киддин.
— Как ты посмел дотронуться до Священной Служительницы, сын мой? — забеспокоился Ишби Сум-Узур.
— Кто такие эти мар.Тю? Что они делают здесь? — спросил Киддин, не отвечая отцу.
— Это гончар и его сын. Они сделали статуи. За такую хорошую работу я позволил им принести статуи в храм.
Сара не слушала. Она не произнесла имя «Аврам» вслух, но он услышал ее.
— Пусть они покинут двор! — приказал Киддин, указывая на посторонних.
— Сын мой!
— Делай, что я говорю, отец. Пусть эти мар.Тю немедленно покинут двор!
Аврам понял жест Киддина и, схватив отца за руку, повлек его к воротам. Когда они уже дошли до ворот, высокий ясный голос Сары произнес его имя: «Аврам».
Киддин и Ишби Сум-Узур тоже услышали. Но отец, пребывавший в состоянии блаженства от значительности церемонии, песен и музыки, уже протягивал дочери первые чаши с подношениями.
Прежде чем взять их, Сара, трепеща от гнева, взглянула на Киддина и сказала ровным голосом:
— Не вздумай больше никогда дотрагиваться до меня, сын Ишби Сум-Узура, не то вместо крови быка прольется твоя кровь.
