Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Приезд в Алма-Ату для многих, в том числе для Маши и Йозефа, стал шоком. На молодую пару с их европейскими костюмами и кожаными сумочками и чемоданами набросились в трамвае: не давали выйти на остановке, обзывали буржуями и понаехавшими. У едва успевших бежать из Риги не было другой одежды, и они еще не привыкли к жизни в чужой стране. Прижиться в отдаленном колхозе тоже было нелегко, но прием там оказался лучше. Люди проявляли искреннее любопытство, хотя знания их о другой жизни были крайне малы. Еврейские беженцы казались им в диковинку.
Сначала Машу с Йозефом отправили собирать арбузы на колхозной бахче.
Работа была тяжелая, но молодая пара быстро переняла нужные навыки. К тому же арбузы оказались хорошим дополнением скудного рациона. Колхозница научила Машу варить суп из крапивы, который тоже стал полезной и вкусной добавкой к рациону.
Жизнь Маши и Йозефа в казахском колхозе напоминает историю о еврейских беженцах из Австрии в Ламми (на юге Финляндии) в начале войны. Они также прибыли точно с другой планеты. “Беженцы слыли в деревне чудаками… Они были интеллигентами, с высшим образованием, и расхаживали в костюмах и при галстуках. В сельскохозяйственных делах от них не было никакого проку”[223].
Условия, в которые попали еврейские беженцы в Финляндии во время войны, были, по свидетельству Рони Смолара и других, суровее, чем сельская идиллия в Ламми. Рабочие лагеря на севере Финляндии в непосредственной близости от немецких войск или в изоляции на острове Готланд были похожи на тюрьмы[224].
Наконец Маша с Йозефом вернулись из колхоза в Алма-Ату, и жизнь переменилась. Постепенно они привыкали к советским обычаям.
В Алма-Ате Маша и Йозеф познакомились с бухарскими евреями, древним племенем, чьи корни уходят во времена вавилонского пленения евреев. Бухарских евреев – евреев из Средней Азии – упоминает Марко Поло в своих дневниках. При царской власти они именовались туземными евреями. Дочь Маши, Лена, предполагает, что “западный вид” ее родителей и несоветские манеры вызвали доверие у бухарских евреев, также испытывавших притеснения в Советском Союзе. Они вызвались помочь Маше и Йозефу. В какой-то момент им предлагали даже бежать через границу в Иран и оттуда в Палестину. Маша была готова к этому, однако Йозеф не согласился.
Бухарские евреи жили в самых крупных городах Узбекистана: Ташкенте, Самарканде и Бухаре, и говорили на еврейском диалекте таджикского языка – бухарско-еврейской разновидности фарси. У них имелись связи и родственники среди иранских евреев. Прожившие 2 тысячи лет в отрыве от других евреев бухарские евреи были в числе тех, кто в 1880-х составил первую волну алии[225] в Палестину.
Путь к иранской границе был долгим, по горным тропам, с местным проводником – риски были велики. Но этим путем евреи в военные годы бежали из Казахстана и Средней Азии в Иран и оттуда в Палестину. Сейчас в одном доме с Леной в Тель-Авиве живет семья бухарских евреев, чьи деды именно так прибыли в Палестину во время войны.
Второй возможностью было бежать в Иран вместе с поляками, на отъезд которых из страны Сталин согласился после нападения Германии. Но, по мнению Лены, у ее родителей не было связей с поляками. Маша и Йозеф являлись гражданами СССР, а не Польши[226].
Йозеф как скрипач по возвращении в Алма-Ату связался с Казахским симфоническим оркестром. Круг был знакомым, Йозеф, взяв в руки скрипку, воспрял.
В самом начале Маша и Йозеф жили в общежитии, но вскоре нашли дом, который делили с семьей киевского скрипача Александра Пикайзена и еще одной семьей.
Сын Пикайзенов, Виктор, родившийся в 1933-м, стал впоследствии всемирно известным скрипачом[227], и Маша часто вспоминала, в какой строгости Александр Пикайзен воспитывал сына. Виктору, которому тогда не было и 10 лет, надлежало играть на скрипке по три часа в день. Когда имевшую музыкальное образование Машу просили присмотреть за Витиными занятиями, она иногда отпускала его погонять мяч. Виктор не забыл этого. Семьи сдружились, и, приезжая в Ригу, Виктор всегда приходил навестить “тетю Машу”.
Александр Пикайзен сумел убедить Йозефа в том, что диплом об окончании Берлинской высшей школы музыки, который тот хранил в чемодане, лучше уничтожить, а об обучении в Германии даже не вспоминать – это может оказаться опасно для жизни. С тяжелым сердцем Йозеф сжег диплом.
Самыми известными из эвакуированных в те края ленинградских писателей были Анна Ахматова и Михаил Зощенко. Ахматова осела в Ташкенте, а Зощенко в Алма-Ате. Зощенко вначале просил отправить его на фронт, однако 47-летнего писателя признали негодным по состоянию здоровья и осенью 1941-го отправили в эвакуацию [228].
Во время Первой мировой Зощенко, тогда молодой офицер, попал под немецкую газовую атаку. Результатом этого стала болезнь сердца, поэтому жить на высоте 2000 метров над уровнем моря было для него затруднительно.
Знаменитый сатирик, Зощенко работал в Алма-Ате на “Мосфильме”. В столице Казахстана он написал свое главное произведение – “Перед восходом солнца”. Книга, увы, попала в зубы ответственному за вопросы культуры секретарю ЦК Андрею Жданову, и публикация ее в 1946 году была остановлена. Книга вышла в 1968-м в США, а в Советском Союзе – только в 1987-м. Книга состоит из коротких и трогательных рассказов о жизни до революции, на фронте в Первую мировую войну и о советских буднях. Зощенко описывает также собственную депрессию и пытается с помощью психоанализа отыскать ее первопричину. Неудивительно, что в атмосфере ждановщины – травли культуры в сталинское время – такая книга не могла получить одобрения. Зощенко считал, что попал в немилость к Сталину из-за рассказа о Ленине, в котором один из персонажей, грубый и усатый, напоминал Сталина[229].
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
