Отвожу взгляд. Ну ничего себе! Значит, капли крови, которые она слизнула с моей щеки, ухитрились... Как всё запутано! Успел я отличиться...
— Вы хотите сказать...
— Моё сердце стало твоим с той самой минуты, ma’ resayi[11], — тёплый бархат женского голоса накрыл меня с головой.
Твоё сердце, lohassy... А вот куда делось моё? Рухнуло к пяткам? Провалилось сквозь пол и исчезло в недрах земли? Не думал, что буду приведён в состояние полнейшей прострации так легко... И так приятно. Несколько незаслуженно, конечно...
— Если бы я знал, кого солдаты собираются казнить, я бы не стал вмешиваться. Возможно, я бы убил Вас, — слова слетали с языка, как звенья каторжной цепи. Тяжёлые. Уродливые. Но — неизбежные.
— И я бы не винила тебя в этом, — улыбнулась эльфка. — И одного Дара было много для меня...
— Я...
— Не нужно слов, — тёмно-бирюзовые глаза смеялись. — Не зная ничего о несчастной женщине, ты всё же поспешил ей на помощь... Трудно найти лучший способ явить миру своё благородство.
Я почувствовал, что начинаю краснеть, и поспешил отвернуться.
— Вы бы оделись, что ли... Замёрзнете... — выскакиваю за дверь под перелив искреннего и безудержно весёлого смеха...
Заплетающимися ногами я пересчитал ступеньки, ввалился в свою комнату и рухнул на постель.
Мальчишка! Где твоё совершеннолетие? Давно пройдено, оставлено позади и забыто! Так какого фрэлла ты не хочешь понять, что должен вести себя по-взрослому?!
Эльфка смеялась над тобой, понимаешь? Смеялась! Вместо того, чтобы испытывать почтение к своему «творцу», она хохотала... Что это может означать? Шутку? О, нет, такими титулами не разбрасываются. Жизнь настолько редко позволяет произнести «ma’ resayi», что смысл этих слов поистине драгоценнее злата и алмазов самой чистой воды. Эльфка не шутила. Она признала, что я трижды подарил Жизнь: два раза ей и один раз — ребёнку в её чреве. Признала... Но, фрэлл меня подери, почему она смеялась? Я настолько забавен в своих мыслях и поступках? Как больно... Не хочу быть посмешищем для всех и каждого — достаточно того, что ваш покорный слуга даже в своём собственном Доме не чувствует душевного тепла...
А у неё красивая улыбка — такая же, как и в тот день, но засверкавшая новыми гранями. Говорят, что материнство меняет женщину. Ерунда! Не меняет. Только углубляет русла тех рек, что уже давно текут через её душу. Принявшая из моих рук Дары Жизни эльфка осталась той же самой безжалостной фурией, изуродовавшей моё лицо. Той же самой... С одной небольшой поправкой: я теперь не входил в число противников. Впрочем, и другом не стал. Быть resayi — не значит заслужить симпатию. Любить того, кому трижды обязан? Какая глупость! Эльфка смеялась надо мной...
Я стиснул в кулаках уголки подушки.
Стерва листоухая! Ничего, я найду способ... Исхитрюсь... И ты проглотишь свой смех!
Ну что за день?!
Сначала ведунья — со скромным желанием спасти свою шкуру за счёт моей. Потом борьба не на жизнь, а насмерть с королевскими солдатами. В довершение всего объявляют «творцом» и при этом гогочут вслед. Рубашку, и ту отняли... Лет десять назад впору было бы хныкать, а сейчас... Несолидно как-то. Но с обидой нужно справляться. Попробуем зайти с другой стороны...
Я спас деревенских колдуний от ненасытного «отступника». Дело праведное и заслуживающее всяческих похвал. Правда, успел наговорить старухе столько горячих «комплиментов», что даже Мантия пристыдила... Ладно, проехали.
Поспешил на помощь женщине, оказавшейся в затруднительном положении. М-да, в положении... Потом четверть часа раскаивался в содеянном, поскольку опознал в спасённой одного из своих врагов.
Поговорил с сестрой, которая по-семейному оказала любезность, прикрыв мою многострадальную спину. Разговор оказался не только познавательным в плане прошлого, но и заставил задуматься о будущем. Во-первых, придётся разбираться с Лэни: что же придумать, чтобы подобрать ключик к её сердцу?... Во-вторых, мёртвым грузом на плечах висит шадд’а-раф с его жгучим желанием присягнуть на верность Дому. А я даже видеть этого старого кота не могу... Ох, чувствую: переступлю через себя и не единожды... Впрочем, всё это — чепуха. Хлопоты, не стоящие долгих приготовлений. Но зачем я должен посетить Дом?... В груди неприятно похолодело. Магрит имеет виды на меня? Уже страшно. А если не она, а... кто-то другой? Ещё страшнее становится. Не хочу возвращаться, но... Это предложение из разряда тех, которые невозможно отклонить. Значит, у меня осталось совсем немного времени... Успею ли сделать всё, что должен? Да и что я должен, и кому? Ох, мысли путаются...
Эльфийка, опять же. Со своим смехом и величанием меня «творцом». Рассказать кому — не поверят...
Пожалуй, и не буду рассказывать. И её попрошу молчать. Мало ли что...
Барахтаясь в Море Размышлений, я не сразу уловил аппетитные запахи с кухни. А когда уловил — подскочил на постели и кубарем скатился по лестнице, пока чудесно пахнущую рыбу не съели без меня...
Вся компания уже восседала за кухонным столом. Эльфийка, в простом деревенском платье (наверняка, снова Рина постаралась) выглядящая мило и уютно. Гизариус, не сводящий с неё взгляда учёного, стоящего на пороге великого открытия. Мин, лениво ковыряющая вилкой выщербленную деревянную поверхность. Лосось — истекающая соком тушка на длинном противне — готов принять свою незавидную участь: исчезнуть в умильно урчащих животах. Не знаю, как все остальные, а я успел проголодаться и переволноваться так, что даже начал забывать о голоде. Впрочем, поймав ноздрями манящий дух запечённой рыбы, скоренько удалось вспомнить об одной из самых насущных потребностей — потребности вкусно и сытно поесть...
Я уселся за стол и вопросительно взглянул на доктора. В смысле: «Приступим?» Гизариус, хоть и был увлечён мечтами о совсем иных сферах существования, возражать не стал и занёс нож над лососем. Молчаливым согласием всех присутствующих разделка рыбы была доверена именно доктору, как человеку, сведущему в устройстве тел.
Ваш покорный слуга проглотил слюну, уговаривая желудок потерпеть ещё пару мгновений, и...
Звука удара мы не услышали, как не услышали и свистящего полёта стрелы. Но все сразу поняли: что-то произошло. Неуловимо изменился даже воздух: ранее наполненный только предвкушением обильной трапезы, сейчас он зазвенел от напряжения.
Доктор растерянно переводил взгляд с одной из наших гостий на другую. И посмотреть было, на что!
