Я обхватываю ноги свиньи и начинаю медленно ее поднимать. Она тревожно вскрикивает, но быстро успокаивается. Я удивляюсь тому, какая она легкая. Большая только голова, остальное — кожа да кости.
— Какая ты умница, — говорю я. — Давайте теперь ее поднимем, — шепчу я остальным.
Наконец зверь поднят. Я быстро выпрыгиваю следом и сажусь у края ямы. Хватаю уздечку.
— Это кабанчик. Он такой худой, — говорю я. — Мы не можем его съесть.
К моему огромному облегчению, Дэвид кивает.
— Я уже понял. Он почти ничего не весит.
— Тогда пусть он будет у нас как домашний питомец.
Дэвид снова кивает.
— Мы его откормим, и он подрастет, — говорит Дэвид. — А уж потом сделаем из него барбекю.
Я притворяюсь, будто не слышу его.
— Думаю, мы назовем тебя Умником, — говорю я, ласково похлопывая свинью по бокам.
XXI
Кажется, я слышу жужжание комара. Упрямый монотонный звук почти звенит в воздухе. Я приподнимаюсь, опираюсь на локти. Комар? Как давно это было! Я прислушиваюсь, но, хоть я и сижу несколько минут совершенно тихо, звук не возвращается. Игра воображения? Галлюцинация? Я снова ложусь на постель из веток и овчины, но заснуть не могу. Этот странный звук что-то во мне разбудил… «Комар», — мысленно произношу я и всем телом чувствую его тоненькую навязчивую песенку. Представьте себе: эта маленькая глупая деталь в каком-то смысле связана с моей жизнью, а я никогда об этом даже не задумывалась. Подумать только, а ведь можно соскучиться по комару! Важны ли такие мелочи? Состоит ли наше бытие из таких вот мелочей, которые едва замечаешь, но из которых словно соткан весь мир? Танец карандаша на листе бумаги на уроке рисования у Гуся. Ветер, покачивающий кроны берез. Мягкое шуршание покрышек по гравийной дорожке. Тонкий писк комара в темноте, такого же одинокого, как и я?
Пока я лежу и размышляю, у меня возникает ощущение, будто чьи-то сильные руки вынимают меня из-под навеса и осторожно укладывает в постель…
Я открываю глаза. Уже рассвело. Сквозь тонкие шторки на окне светит солнце. У меня на животе лежит и мурлычет Пуфф. Через открытое окно с пляжа до меня долетает тихое дыхание волн. Кто-то рубит дрова. Это папа. Мы за городом. У меня летние каникулы.
— Какая же ты соня, Юдит, — говорит он, когда я выхожу на веранду, держа на руках Пуффа.
— Я знаю, — отвечаю я и чувствую себя бестолковой.
— Простокваша в холодильнике.
— Ты уже завтракал?
— Уже без четверти два, — отвечает папа и смеется.
— Какой кошмар! — восклицаю я. — Я так долго спала?
Сначала я спускаюсь к пляжу и купаюсь. Пуфф сидит на берегу, элегантно прикрыв хвостом передние лапки. Он наблюдает за мной со скептическим выражением. Как-то раз я попыталась взять его с собой в воду. Пуфф вцепился в меня когтями и сильно поцарапал живот. Это был единственный случай, когда он позволил себе такое.
Вода прохладная, и я не сразу решаюсь войти. Чувствую ступнями рябь на песчаном дне и черные ольховые шишечки, перекатываемые прибоем. Разбегаюсь и бросаюсь в пенящиеся волны.
Я быстро оборачиваюсь к маме и дяде Хассе, которые стоят на берегу и наблюдают за мной.
— Ледяная! — кричу я.
— Не заплывай далеко! — кричит мама.
У простокваши вкус лета, и я набираю полный рот.
— Мне почти четырнадцать, — говорю я маме.
— Ты не умеешь плавать, — отвечает она. — Поэтому не важно, сколько тебе лет.
— Я умею.
— Не совсем, Юдит.
— Скоро научусь. Просто нужно больше тренироваться.
Мама не отвечает. Она убирает со стола. Ставит простоквашу в холодильник. Научиться плавать — это трудно. Непонятно, как можно одновременно по-разному двигать руками и ногами. Дядя Хассе говорит, что у меня великолепно получается грести руками, и если я буду так же хорошо двигать ногами, то смогу доплыть до Китая. «Лучше бы я доплыла до Уткограда и зашла к Дональду Даку», — отвечаю я, и дядя Хассе почему-то громко смеется.
— Хассе тоже считает, что этим летом я научусь, — говорю я маме.
— Это было бы прекрасно, — отвечает она, но по ее тону я понимаю, что мыслями она где-то далеко. В это лето мама какая-то странная, отсутствующая. Реже радуется. Ее объятья стали не такими частыми и теплыми.
Мне интересно, есть ли в этом моя вина? Не я ли заставляю ее грустить?..
Но теперь меня это больше не интересует.
Я слышу, как начинают ворочаться на своих постелях из хвороста и овчины мои друзья. Уже светает, солнце освещает нашу скульптуру. Голова деревянного человечка пылает не хуже, чем у настоящего Бендибола. Я протираю глаза.
— Ночью мне показалось, что я слышала жужжание комара.
* * *
Я беру с собой на пляж Умника и вытаскиваю из воды плети морской капусты и фукуса, полные мидий. Белые птицы держатся расстоянии. Похоже, теперь они меня побаиваются. Пока я выбираю мидии, Умник роется в куче водорослей своим сильным рылом. Я разбиваю камнем ракушку и бросаю ему. Умник жадно ест угощение. Он чавкает от удовольствия, а затем поднимает на меня взгляд в ожидании новой порции.
— Ну, всё, — говорю я и показываю ему пустые ладони. Умник подходит ко мне и трется о них.
— Ты хочешь еще? — спрашиваю я.
Он отвечает коротким громким хрюком.
— Ну ладно, — говорю я, встаю, снова захожу в воду и собираю фукус. Умник направляется за мной, пока вода не доходит ему до шеи. Тут он останавливается. В уздечке он выглядит смешно.
— Ты тоже не умеешь плавать, да? — спрашиваю я. — Тогда лучше подожди здесь. Ты ведь никуда не убежишь?
Когда я возвращаюсь с большой охапкой водорослей, Умник удовлетворенно хрюкает и радостно скачет рядом со мной до самого берега.
— Ты очень умный кабанчик, — говорю я после того, как мы снимаем с фукуса все мидии. — Тебе ведь не нужна эта глупая уздечка?
— Уф-ф! — отвечает мне Умник.
Я отстегиваю ремешок на его подбородке и осторожно снимаю уздечку.
— Ну вот, так гораздо лучше!
Умник радостно трясет головой. Он со всех ног мчится на пляж, разворачивается и несется назад ко мне. Я смеюсь.
— Малыш, ты так обрадовался! А теперь пойдем к остальным.
Умник трусит рядом. Время от времени он посматривает на меня снизу вверх. Совсем как собака, даже умнее.
— Ты его отпустила? — восклицает Дэвид. — Совсем с ума сошла!
— Он не убежит, — говорю я. — Уздечка ему не нужна. Умник, может, ты и команду «сидеть» знаешь? Давай проверим. Сидеть!
Умник смотрит на меня удивленным взглядом, но не садится. Вместо него я сама сажусь около Дэвида.
