Сколько раз я просил у нее прощения в этот вечер – сказать не могу. Но боюсь, что она извинялась передо мной не меньше. Из парка мы уходили очень медленно, хотя Катя утверждала, что ей запретили только бегать и прыгать, чтобы не разошлись швы. Наверное, проще было бы нести ее на руках, но скользкий снег мог сыграть злую шутку. В любом случае, пока мы добрались до дороги и остановили такси, у меня уже сводило мышцы – так тщательно я следил, чтобы она не поскользнулась.
Уже перед дверью «нашей» квартиры, на лестничной площадке, я вдруг представил, как она стояла здесь и плакала, а я, идиот, с той стороны, за тонкой преградой… И я снова встал на колени, вымаливая у нее прощение.
– Дурной… Соседи могут выйти… Дверь открывай!
В прихожей, сняв с Кати куртку и сапоги, я подхватил ее на руки, отнес на диван и попытался обложить подушками.
– Макс! – отбивалась она. – Это был простой аппендицит! Я еще не умираю.
Катя встала и провела пальцами по моей щеке.
– А ты похудел… И круги под глазами… Тебя откармливать надо. Ты когда ел последний раз? Тут еда вообще есть?
– Подожди… – и я принялся целовать ее.
Все было как в сказке: долго ли, коротко, но одежда падала к нашим ногам, и наконец я добрался до свежего шрама. Катя ойкнула.
– Больно? – забеспокоился я.
– Он очень некрасивый?
– Это самый красивый живот…
Но закончить фразу я не успел.
– Это из тех, которые ты видел?
– А давай поругаемся? – предложил я.
– Нет. Мы больше не будем ругаться. Никогда. Мне не понравилось!
– Мне тоже…
Она повалила меня на диван и очень серьезно сказала:
– Доктор запретил мне нагрузки, но я специально узнавала, что можно, а что нельзя. Поэтому ты лежи и не шевелись…
Катя склонилась надо мной, и мир перестал быть реальностью.
В какой-то момент я вдруг осознал, что Катя плачет.
– Больно? – испугался я.
– Нет, нет… Просто я дура…
– Проехали, – нахмурился я.
– Понимаешь, это ведь я настояла, чтобы мама тебе сказала, что у меня все в порядке. Ну чтобы ты не волновался…
– В смысле? – удивился я. – Ты знала, что я приду к тебе домой?
– Ты тоже дурак!
И тут меня посетила другая мысль. Я осторожно спросил:
– И что тебе сказала мама о моем приходе?
– Она сказала, что будь ты трезвый и свежепочищенный, то довольно симпатичный…
Я обхватил голову руками, представив, как выглядел в тот момент.
– А что сказал папа? Мама-то ему доложила, наверное…
Катя смутилась.
– Папа… Понимаешь, он ведь бизнесмен до мозга костей. В общем, не обижайся на него, но он тебя пробил по всем возможным каналам. Даже твой комп взломали… И еще откопали, что ты где-то устроил страшную драку.
Я мгновенно почувствовал себя мухой, которую рассматривали под микроскопом. Но самым неприятным было ощущение того, что есть еще и булавка, которой меня вот-вот пришпилят к белому листу бумаги.
– Круто… – задумчиво сказал я. – И он?..
Конечно же, отец запретил Кате встречаться с безработным игроманом и любителем подраться…
– Он смеялся, – сказала Катя. – Очень. По-моему, что-то вспомнил из своей жизни, но так и не рассказал… Но я хочу тебя попросить…
– Все, что угодно! – с энтузиазмом ответил я.
– Если это возможно, не играй больше на тотализаторе.
– Легко! – выдохнул я. – Но за это ты всегда будешь рядом.
– Если вот так… – Катя тесно прижалась ко мне, – то сколько угодно!
– И у меня есть еще условие.
– Все, что хочешь!
Она потерлась носом о мою шею. А я раздельно произнес:
– Ты… никогда… не будешь… закрывать ладонями ничьих глаз, кроме моих.
Отказать Кате в уме было невозможно – она сориентировалась сразу.
– Ты был на моей странице ВКонтакте! Но ведь это просто фишка такая, вроде сэлфи. У моих подруг полно таких же фоток!
Мое молчание она расценила по-своему.
– Первое, что сделаю, как приду домой, – удалю все. А глаза буду закрывать только тебе. Вот так…
И ее ладони легли мне на лицо. Но я все-таки спросил:
– А друг Жак?
– У меня друзей много, Макс… Но они все для меня не мужчины, понимаешь? Мужчина у меня один. Ты один…
Я прижал ее к себе и тут же опомнился. И пообещал:
– Я буду очень осторожен… – и добавил, добравшись до ее пупка: – Кстати, этот шрам тебе очень идет…
– Хочешь, чтобы был и второй, для симметрии?
Я помотал головой, а Катя засмеялась:
– Еще можно грудь силиконом увеличить.
– «Силикон в груди у женщины – первый шаг мужчины к резиновой бабе» – процитировал я. – И потом, дети от такой груди могут резиновой пленкой покрыться.
– А ты хочешь детей?
– Да, – признался я.
– Тогда тебе придется знакомиться с моими родителями.
– Опа! – невольно вырвалось у меня. Ощущение мухи на предметном стекле микроскопа вернулось.
– Да не бойся! – успокоила Катя. – Мои восприняли тебя, в общем-то, положительно.
– А моим ты просто понравилась, – отозвался я.
– Я сказала твоим родителям, что я тебя люблю, – смутилась Катя.
Эти слова так воодушевили, что я немедленно принялся звонить домой. Ответила мама, и я без всякой подготовки заявил:
– Завтра мы придем с Катей.
– Слава богу! – воскликнула мама. – А сегодня домой придешь?
– Нет, наверное, мам. До завтра! – и я отключился.
– А вот это ты зря! – Катя ткнула меня пальцем в плечо. – Мне велено быть дома не позднее одиннадцати.
– А я думал… – печально вздохнул я.
– Ну… – виновато сказала Катя. – Мама с папой сейчас за меня трясутся. Они знают, что я пошла к тебе. Но даже если позвонить – будут нервничать. Я же из больницы на третий день удрала… И сразу на самолет. И я тебя умоляю: прости меня! Телефон я то ли потеряла, то ли сперли, когда приступ скрутил… Домашний-то я наизусть помню, а твой нет… Но я выучу!
И мне вновь стало стыдно – ведь Катя не знала, что у меня новая симка, где нет ее номера.
– Кать… Я тебя безумно просто люблю. Зачем тебе такой дурак, Кать?
– Это судьба! – торжественно заявила она. – Я больше никуда без тебя не поеду, ладно?
