Утром подошел Хези, парень из его отдела:
– Алекс, ты знаешь, что сейчас надо меньше пользоваться общественным транспортом.
Шура не был уверен, что понял фразу правильно.
– А каким пользоваться?
– Ну, на машине лучше ездить.
– Бэсэдэр.
– Машину тебе дали?
– Пока нет. Мне права нужно получить. У меня есть российские, но их подтвердить нужно.
– Ну, так подтверди.
– Я собираюсь. Все времени нет. А что случилось?
– Ну, как? Теракт на автобусной станции. Ты не слышал? В Нетании, кстати. Такого давно не было…
Шура сразу же набрал номер Гарина.
– Да, друг мой! Пошло-поехало. Недолго музыка играла. Вывели войска из Ливана, вот теперь получают.
– А что, не надо было выводить?
– Шура, твоя аполитичность не имеет границ. Вот поговори с Марго, она тебе все популярно объяснит. А вообще газеты надо читать.
– «Новости Израиля»? Израильские я бы читал..
– Ну, читай израильские.
Шура задумался и не сразу заметил, что поезд уже давно стоит. Он посмотрел в окно, они стояли на перегоне. Вокруг было пусто, никаких селений, лишь вдалеке виднелся реденький лесок. В вагоне было тихо, но не тревожно. Одни пассажиры лениво листали газеты, другие говорили по телефону. Когда поезд тронулся, Шура начал успокаиваться. Так больше нельзя. Надо учить иврит – даже не спросишь, что случилось.
Маргарита позвонила сама. Он хотел пошутить, что к политинформации готов, но она звучала как-то странно, и он воздержался.
– Ты про «Дельфинариум» знаешь?
– Смотря какой?
– В Тель-Авиве.
– Нет, а что, хороший?
Маргарита помолчала.
– Ты что, правда ничего не знаешь?
Шура начал волноваться:
– Нет, а что случилось?
– Дискотека «Дельфинариум». Пятнадцать человек погибло. Какой-то араб проник внутрь и взорвал себя и всех, кто находился вокруг. Шомер его пропустил, тот на русского был похож. Две девочки из Натании. Представляешь? Я уже взяла интервью.
– У кого?!
– У мамы одной из них.
– А зачем брать интервью у мамы?
– Как зачем? Для газеты.
Всю дорогу до дома он думал, что надо позвонить маме. Она, конечно, знает, что на дискотеки он не ходит, но все-таки. Как странно все получалось. Какие-то мамы привозят сюда своих детей для хорошей жизни, а этих детей взрывают на дискотеке. А может быть, эти мамы не ждут хорошей жизни, а знают что-то другое, главное, ради чего стоит привозить сюда детей? Надо было с кем-то поговорить, но он не знал с кем.
Гриша опять захныкал, и Шура посмотрел на Марину. Она всегда спала на удивление крепко и просыпалась, только если была реальная необходимость. Обычный плач ее не будил. Он не помнил, чтобы она хоть раз ошиблась: или ребенок был мокрый, или соску выплюнул. И тогда Шура ползал по комнате и искал соску. Свет включать не разрешалось.
Надо было вставать. Плач становился громче и басистее, Марина спала. Он вылез из-под одеяла и подошел к кроватке. Ребенок на секунду умолк.
– Ну, что за шум, а драки нет?
Гриша моргнул и заорал еще громче.
Шура взял его на руки. Щеки были мокрые и красные, он вытер их краем пеленки. Гришка уже не кричал, а беззвучно всхлипывал.
– Ну, что случилось?..
Он повернул его в вертикальное положение.
– Не спится, да…
Он опасливо обернулся.
Марина спала. Произнес шепотом:
– … моему сыночку…
Вчера за завтраком Марина опять завела разговор:
– Сегодня Гришка так скуксился, ну точно как Шурка, когда злится.
Мама была довольна. Виду не показала, но Шура знал: это именно то, чего она ждет. Шура бросил на стол вилку и ушел в свою комнату. Из кухни еще какое-то время доносились голоса, а потом пришла Марина, молча села на кровать. Шура не выдержал:
– Ты специально это делаешь?
– Я ничего не делаю. А ты устраиваешь истерики, как твоя мама.
Он уже кричал, хотя понимал, что не надо этого делать.
– Ну, ты же знаешь, что я не люблю эти разговоры! Ты нарочно, да?
Марина немного смягчилась. Заговорила шепотом:
– Шурака, ну мы же договорились. Это твой ребенок. Твой! Ты должен это ощутить. Понимаешь? Видимо, это какая-то твоя проблема.
Она замолчала и о чем-то задумалась.
– А может, он и правда твой.
Шура вздрогнул. Посмотрел на Марину:
– Иногда мне кажется, что ты просто сволочь, банальная сволочь.
Ночью мирились. Он опять не понимал своих обид, ему было стыдно за то, что говорил и делал.
Это он сволочь! Мучает ее, а она его так любит. Только бы не разлюбила. Он без нее не может.
Гришка уснул, а он вышел в коридор. Столкнулся с отцом.
– Что, Гришка не спит?
– Уснул уже… Мы тебя разбудили?
Отец быстро глянул на него и отвернулся. Сказал спокойно:
– Нет, вы меня не разбудили. Я сам не спал.
– Пап, ну что опять случилось?
– Тише, тише. Ничего не случилось. Спать надо.
– Я не хочу, чтобы ты из-за меня все время мучился? Что я не так делаю?
Папа улыбнулся:
– Все ты так делаешь. Дурачок ты у меня, Шурка, оказался. Все, спать иди.
Отец был в семейных трусах и в майке. Сколько Шура себя помнил, тот всегда так спал. Но сейчас он выглядел каким-то старым и помятым. Когда он так изменился? А может, показалось. Ночь, темно, надо идти спать.
Он открыл квартиру своим ключом, прошмыгнул в комнату. В дверях возникла Фира:
– Шура, про интифаду слышали?
– Ужас! Каменный век.
Фира тяжело вздохнула:
– У нас тут всегда каменный век.
– А говорят, давно такого не было.
– Э, слушайте их! Тут не одно, так другое. Ну, скоро сами увидите.
– А я квартиру снял…
Фира заулыбалась:
– Да вы что! Где?
– На Смелянски.
– Что вы говорите? Хорошая квартира?
– Да вроде ничего.
– Слышите, у Зои буфет есть. Она его выбрасывать хотела. Посмотрите?
К Зое, Фириной дочке, идти не хотелось. Какая разница, какой у нее буфет. Ему любой сойдет. Это же временно, а потом он купит себе все, что захочет.
