Более слабый чародей сошел бы с ума в один момент, но Харугот удержался. Увидел длинную прямую улицу, потом здание с тремя остроконечными башенками, торопливо погасил заклинание.
Незачем рисковать – все что нужно, он узнал.
– Вперед, – сказал консул. – К Белой площади. Ускорим шаг, у нас не очень много времени.
– Шевелите мослами! – рявкнул Тратис так, что в окрестных домах задрожали стекла. – Не спать!
Белая площадь, центр Безариона, где стоит ратуша и высятся дома богатейших горожан – сегодня им, скорее всего, предстоит немного пострадать. При мысли об этом Харугот улыбнулся – многие годы обладатели тугих кошельков неохотно доставали из них золото, чтобы помочь консулу; но ничего, скоро им придется тратить деньги, чтобы помочь себе…
С улицы Оружейников повернули на север, копыта зацокали по булыжникам, коими была вымощена Белая площадь.
– Лучников – во все дома, – начал раздавать приказы Харугот, – ученики вон туда, воинов разместим…
Предстояло превратить площадь в громадную ловушку, которая захлопнется за спиной отважного, но глупого парня по имени Олен Рендалл. Сделать так, чтобы он не заподозрил ничего, ну а через некоторое время остался лежать на булыжниках, залитых его кровью.
Чернокрылые рванулись во все стороны, послышался топот, бесцеремонный стук, какой издают колотящие в двери кулачищи. Зазвучали раздраженные голоса, но быстро сменились раболепными возгласами.
Все в Безарионе знают – лучше смирить гордыню и молча повиноваться, когда тебя о чем-то просят слуги консула.
Шум довольно быстро затих, двери закрылись, и Белая площадь сделалась такой же тихой и пустой, как и немногим ранее. Только очень зоркий глаз разглядел бы шевеление за окнами вторых этажей выходящих на нее домов, и невероятно острый слух различил бы дыхание укрывшихся за углами Чернокрылых.
– Все готово, мессен, – доложил Тратис, подъехав к Харуготу. – Надо бы и нам самим…
– Это верно, клянусь Великой Бездной, – ответил тот. – Поехали вон туда, заодно от дождя спрячемся.
Консул указал на галерею дома, занимавшего северо-восточный угол площади. Для Олена с дружками, что въедут на площадь с Большой улицы, он окажется справа и сзади. Вряд ли кто из них догадается сразу же посмотреть в ту сторону, а даже если догадается, это ничего не изменит.
Втроем – Харугот, Тратис и сигнальщик с трубой – они проехали между двумя колоннами и оказались под сводами галереи. За углом, в Ножевом переулке, спрятались ученики.
Незачем им торчать на виду.
– Мессен, а вы… – начал было командир Чернокрылых.
– Шшш! – консул поднес указательный палец к губам.
Сквозь назойливый шум дождя, сквозь все это шлепанье, щелканье и бульканье пробились равномерные звуки – так ступает лошадь по мокрой мостовой. Чуть позже донеслись голоса – сердитые, о чем-то спорящие, и меж них один женский.
Харугот глубоко вздохнул и встряхнулся всем телом, точно уличный кот перед дракой.
Первым на площадь выехал насквозь промокший Олен Рендалл. Не увидев рядом с ним кота-оборотня, консул с сожалением подумал, что роскошная, с золотыми прядками шкура неплохо смотрелась бы на стене, но придется обойтись без нее. Затем показались спутники уроженца Заячьего Скока, и несерьезные мысли исчезли из головы.
Гном не заинтересовал его совсем, сельтаро вызвал удивление – откуда он взялся?
А вот трое других…
В белобрысом юнце Харугот не почувствовал ни искорки магии, зато уловил некую чужеродность, словно на спине коня восседал не человек, а принявший его обличье кусок разумного льда.
«Посланец Нижней Стороны? – мелькнула догадка. – Но нет, невозможно…».
Девушка с кровью альтаро в жилах заставила консула поднять брови. В ней он почуял силу, родственную своей, понял, что плоть ее насыщена Тьмой, и увидел над ее головой черное облако, наподобие того, что следовало за каждым Хранителем с острова Тенос, но куда более объемистое.
Ну а маг-недоучка, ученик Лерака Гюнхенского, на которого консул в свое время не обратил внимания, заставил содрогнуться. Точнее, сначала Харугот не понял, кого он увидел. Показалось, что на площадь выкатился громадный шар снега и листьев, и в стороны прянули волны жара.
Вспомнилось видение, посетившее его при попытке заглянуть в Терсалим.
Там был похожий шарик, только он лежал на земле…
Лишь прищурившись, консул различил внутри шара фигуру человека на лошади, и догадался, кто это.
– Великая Бездна… – прошептал он. – Да откуда же у этого парня взялась такая силища? И что это за силища?
С подобным он не сталкивался никогда, в этом консул был уверен, хотя имел дело со всеми существующими в Алионе системами магии. Изучал колдовство геданов, даже орданов, Истинный Алфавит и прочее, до чего смог дотянуться, подбирался к чародейству гиппаров…
– Мессен, пора! – прошипел Тратис.
– Да, – Харугот тряхнул головой и махнул сигнальщику.
Сильный, чистый голос трубы заглушил шум дождя, заставил всадников в центре площади завертеть головами. Труба затихла, но звуков стало очень много – звон разбиваемого стекла, крики и топот, металлический лязг. Полетели наземь осколки, в окнах появились готовые к стрельбе лучники.
Все уходящие с площади улицы и переулки загородили Чернокрылые.
Ученики Харугота, выстроившиеся клином, вышли из-за угла.
Ловушка захлопнулась.
– Вот и все, – сказал консул, толкнув коня пятками в бока, и повысил голос: – Ты явился снова, Олен Рендалл, и явился за смертью?
– Если только за твоей, – отозвался отпрыск Безария.
К изумлению Харугота, он выглядел не испуганным и удивленным, а скорее мрачным и решительным. Правую руку держал на эфесе меча из кости йотуна, а на среднем пальце левой блестело Сердце Пламени.
Девица-квартер вертела головой, точно загнанный в ловушку хищник, злоба горела в ее взгляде. Гном улыбался и тискал «годморгон», белобрысый и сельтаро оставались спокойными, точно не в них целились острые стрелы. Рыжий маг-недоучка, вокруг которого дрожала аура чудовищной колдовской мощи, недоуменно моргал, лицо его было удивленным.
– Это вряд ли, – проговорил Харугот. – Зря ты явился сюда. Надеялся одолеть меня с этой крохотной армией?
Белобрысый юноша улыбнулся так, как умеют улыбаться только умудренные годами старики, и консул чуть не сбился. На мгновение возникло сомнение, что он справится с этими шестью роданами, острое, точно вонзившийся в сердце наконечник копья.
Некстати вспомнился Лерак, его слова насчет явившейся в мир новой силы.
Неужели старый болван говорил о собственном ученике? Нужно было пытать его, разрезать на куски, но вырвать правду, а не оставить подыхать от голода в темном смраде подземелья!
