— Ну, уж в нашу школу она едва ли вернется, — вставила Камала. — Скорее в деревню поедет, займется там общественной деятельностью.
— Будет выступать с речами в поддержку брачной реформы, — развила эту мысль Сарада.
— Ах, оставьте! Слишком у вас воображение разыгралось, — вмешалась Карпахам. — По-моему, ей осталось одно: вернуться в родительский дом и молиться Раме и Кришне.
— Чандра не деревенская баба, она привыкла к городской жизни и в глушь забиваться не станет, — возразила Джейалакшми.
— Э, все женщины — от Северного полюса до Южного — одинаковы! Городская модница пудрится да губы помадит — вот и вся разница между ней и крестьянкой.
— Как ты можешь сравнивать образованную женщину с невежественной деревенщиной, Карпахам! — возмутилась Джейалакшми.
— А я считаю, что права Карпахам! — высказала свое мнение Вайолет. — Ну при чем тут образование? Женщина — всегда женщина, даже если она превзошла все науки. Каждая из нас — Ева. В нашей душе те же чувства: любовь и ревность… И я и эскимоска, живущая среди полярных льдов, — родные сестры…
Все повернулись к ней, как по команде.
— Госпожа Хемалада и господин Нахалингам устраивают прием по случаю своего бракосочетания. Мы тоже приглашены. — Она бросила на стол свой пригласительный билет.
— Так вот почему Хемалада с работы ушла! Замуж собиралась! — в один голос воскликнули учительницы.
— Они сочетались гражданским браком, а теперь прием устраивают, — дополнила свое сообщение Джанахи.
— Место учительницы математики в нашей школе — словно трон Викрамадитьи[16]: кто на него ни сядет, тут же выходит замуж, — подмигнула своим коллегам Сарада. — Хотела бы я знать, кто следующий.
— Да, но у этого места еще одно чудодейственное свойство: после свадьбы муж новобрачной попадает в тюрьму. Лучше уж останемся на своих местах, — заключила разговор Джейалакшми.
34
Прихватив письма, Амбуджам поднялась к себе и заперлась.
Читала она с большим волнением; то кусала губы в бессильной ярости, то лила слезы.
До сих пор Амбуджам верила, что она единственная любовь Раманадана. Теперь в каждой букве ей чудилась издевка над собой, каждое слово, казалось, кричало, что Раманадан принадлежал другой женщине. Как смириться с этой горькой истиной?!
Только теперь Амбуджам стало понятно загадочное поведение мужа. Васанта была, верно, такая же красавица, как и Хемалада. Не удивительно, что Раманадан увлекся! Впрочем, это бы еще можно простить. Но почему он скрыл от нее правду? Неужели он и впрямь трус? Лицемер? Притворщик? Она презирала Джаханнадана, думала: лучше умереть, чем жить с таким человеком. Но, выходит, ее собственный муженек ничем от него не отличается. И Джаханнадан, и Нахалингам, и Раманадан — все одним миром мазаны! Пожалуй, Джаханнадан и его приятель даже честнее: другим глаз не замазывают.
В своих размышлениях Амбуджам не находила ответа на главное: как же ей поступить? Сказать мужу, что она все уже знает? Или промолчать?.. Лучше действовать в открытую, наконец решила она. Ему будет больно? Ну и что ж! Это для него хороший урок, Пусть прочувствует свою вину!
Амбуджам уткнулась лицом в подушку и зарыдала.
Тем временем Раманадан вернулся домой. Подхватив на руки сынишку, он спросил у него:
— А где мама?
— Наверху, — ответила за малыша Пуванесвари. — Наверное, нездорова. Даже кофе не пила.
Встревоженный Раманадан быстро поднялся на второй этаж. Дверь в комнату жены была заперта изнутри, и ему пришлось несколько раз постучать, прежде чем Амбуджам отворила. По ее лицу заметно было, что она плакала.
— Ты что, плохо себя чувствуешь? — спросил он, спуская ребенка на пол.
— Нет, — отрезала Амбуджам. — Вот, полюбуйтесь! — И она бросила на стол связку писем.
Раманадан взял их дрожащими пальцами.
— Ваши письма? — не помня себя от гнева, закричала Амбуджам. Всегда такая тихая и покорная, она стояла перед мужем подобно грозной богине Кали.
— Откуда они у тебя? — с виноватым видом промолвил Раманадан.
— Теперь даже если отпираться будете, все равно не поверю. Хемалада мне обо всем рассказала. Я женщина простодушная, верила вам. Только сейчас поняла, какой вы лгун!
Никогда еще не говорила она с мужем в таком тоне, и Раманадан почувствовал сперва удивление, потом гнев.
— Ну и хорошо, что поняла! — вызывающе крикнул он.
— Почему вы мне ничего не сказали?
— Не счел нужным, вот и не сказал.
— А я знаю почему. Не хотели, чтобы я узнала, какой вы негодяй!
— Ничего подобного. Просто я хотел забыть минувшее. Слишком мучительно было о нем вспоминать!
Испуганный этой ссорой, мальчик, моргая глазами, смотрел на мать. Она притянула его к себе, обласкала и разгневанно продолжала сквозь рыдания:
— А я-то преклонялась перед вами! Думала, на всем свете нет никого лучше вас! Как я ошиблась!
Муж не мог видеть ее слез и, подойдя ближе, тихо сказал:
— Разве я когда-нибудь уверял тебя, Амбуджам, что я лучше всех? Непогрешим только бог, нам же, людям, свойственно ошибаться. Все мы далеки от совершенства… Если раньше ты чтила меня, как бога, то теперь цени, как человека. — Он остановился, потом заговорил снова: — Зачем откапывать труп и устраивать новые похороны? Я молчал лишь потому, что сам хотел забыть об этой печальной истории. Но разве я хоть раз изменил тебе? Плохо относился? Не выполнял своего супружеского долга?.. Прошлое есть прошлое. Прости же меня. — Он поймал руку Амбуджам, но она тотчас отдернула ее.
— Вы уверяли, что любите меня. И ей то же самое писали. Тогда вы обманывали ее, теперь — меня!
— Я никого не обманывал и не обманываю, — возразил Раманадан, глубоко задетый этим упреком, — я в самом деле любил Васанту!
— Вот как! Вчера вы любили Васанту, а сегодня — меня, — издевалась Амбуджам. — И это называется любовь?
— Я искренне любил Васанту, но между нами легла непроходимая пропасть, — устало сказал он. — А теперь я еще сильнее люблю тебя.
— Сперва Васанта, потом я, а потом еще какая-нибудь Брема, — и всех вы любите! Удивительно многозначно слово «любовь» в мужском понимании!
— Возможно, ты права, — надменно обронил Раманадан.
— Конечно, права! Вы разбили сердце этой женщины, а затем разбили мое. Какой же вы подлец! И ко всему еще трус! Мне пришлось краснеть за вас — и перед кем? — перед этой Хемаладой! Каждое ее слово вонзалось в меня, как нож! Что же делать мне? И жить не хочется!
