…А в это время крупные империалистические государства усиленно наращивали свои вооруженные силы. В случае войны Англия, например, могла бы выпускать 2500 танков в месяц, Франция — 1500, десятки тысяч самолетов насчитывалось в их военно-воздушных силах, быстро осуществлялась моторизация войск…
Итак, было ясно: только создание в стране развитой промышленности могло дать Красной Армии и Флоту современное вооружение. Только индустриализация могла обеспечить обороноспособность Советского Союза. Техника должна была решить все. И наши военные руководители того времени не обманывались на этот счет, они верно представляли себе характер и специфику будущей войны» [27, с. 111, 113].
Обращает на себя внимание, какие страны приводит в пример Георгий Константинович Жуков в качестве вероятных супостатов, заметьте — не Германию, не Японию, не США, а как раз те государства, речь о которых я уже вел выше. Однако это не столь важно. Гораздо важнее другое — соответствуют ли действительности цифры военной мощи «потенциальных противников», используемые маршалом, ведь «могла бы выпускать» еще не значит, что выпускала. Обратимся к прямым свидетельствам.
«В 1936 году, летом меня в числе других советских инженеров командировали во Францию для закупки у фирмы «Рено» спортивных самолетов «Кодрон» (предлог, в действительности — для того, чтобы разведать, как обстоят дела у французов в области авиации. — С.З.)
…Мы посетили заводы наиболее известных французских конструкторов (это они так «закупали» спортивные самолеты у «Рено»! — С.З.) — Блерио, Рено, Потеза и Мессье.
…Во Франции предвоенных лет не было четкой авиационной военно-технической политики… велась кампания за производство 5 тысяч самолетов (всего. — С.З.). Она широко обсуждалась в печати на радость Герингу (а на радость Сталину французы показывали Яковлеву и другим советским конструкторам свои авиазаводы. — С.З.), так как в 1938–1939 годы — уже перед самой войной — самолеты выпускались лишь десятками. Вот как, раскрывая карты (и государственную тайну), освещал положение французской авиации не кто иной, как министр авиации Франции того времени — Ги ла Шамбер в одном из номеров журнала «Эр»:
«Месячное производство военных самолетов, при плане в 100 машин, достигало: в январе — августе 1938 года — по 44, в сентябре — ноябре — по 55, в декабре —74» [81, с. 123–127].
Как видим, информация Жукова, в частности, по авиации Франции не соответствовала действительности. Даже в предвоенные 1930-е годы французы еще только «вели борьбу за 5000 самолетов», что уж говорить про 1920-е, особенно учитывая жуткий экономический кризис в Европе и США.
К слову, французам так и не удалось достичь заданной отметки. К началу войны с Германией, даже с учетом самолетов RAF, действовавших во Франции, «трехцветным» удалось наскрести не более 3200 машин. Великобритания также не имела в 1920-е годы «десятков тысяч» боевых самолетов, авиапарк RAF насчитывал не более 2–3 тысяч машин. А что же с танками?
«По окончании Первой мировой войны французская армия имела самый многочисленный танковый парк в мире. Однако затем танкостроение в этой стране вступило в стадию «летаргического сна» — за 17 послевоенных лет было выпущено всего около 230 (/ —С.З.) новых танков.
Столь легкомысленное пренебрежение танками вполне объяснимо. Французские генералы мыслили исключительно понятиями времен Первой мировой войны, тем более, что они с гордостью носили звание победителей. Любое предложение оснастить армию новейшей техникой отвергалось. Даже простая моторизация войск объявлялась вредной. Танки же считались пригодными только для поддержки пехоты и были распылены по частям.
«К началу 1930-х годов английское танкостроение сохраняло передовые позиции: после Первой мировой войны и особенно на протяжении 1928–1930 годов из заводских цехов выходили образцы боевых машин разных типов. Среди них были танкетки, легкие, средние танки и тяжелый танк. Они широко экспортировались за границу и во многих странах послужили образцами для подражания при развертывании национального танкостроения.
…Однако в Великобритании не сумели правильно определить генеральную линию развития танкостроения, и в итоге к началу Второй мировой войны английская армия не имела ни одного танка, отвечающего современным требованиям.
…Всего за рассматриваемый период в Великобритании разработали более 50 образцов танков и танкеток (не считая модификаций), но серийно выпускали лишь 10. К началу Второй мировой войны британская армия получила 792 легких танка, в основном МКIV, и только 130 крейсерских и пехотных А9, А10 и А11» [52].
Что же до ВМС крупных держав, то, как известно, Вашингтонская конференция 1922 года наложила ограничения (надо полагать, от избытка агрессивности по отношению к СССР) на гонку морских вооружений. Таким образом, практически все сказанное маршалом о «потенциальной западной угрозе» — ложь.
Некоторые могут возразить — в конце 1920-х Жуков был еще «рядовым» комбригом, всей тогдашней информацией о «заморских варягах» не располагал, отсюда и неточности. В таком случае, если не располагал данными, зачем тогда писал? Значит, в этом абзаце был смысл. Какой? Не стоит забывать: Жуков в начале 1941 года участвовал в разработке знаменитого и никому неизвестного плана «Гроза» — плана нападения на Германию (или точнее, нападения на Германию и ее союзников, Турцию (транзитом через Румынию и Болгарию), Великобританию (в Иране, Афганистане и Индии), Финляндию и Японию). Кто-кто, а Жуков с его военными способностями не мог не понять, в чем он участвует и куда катится СССР. А осознав это в 1940-м, он мог догадаться, что и все, что было ранее, с конца 1920-х — не что иное, как глобальная подготовка к агрессии. А кому охота признаваться в том, что фактически являлся агрессором и поджигателем войны? Почти наверняка Георгий Константинович это понял и его «информация» об англо-французской угрозе — всего лишь попытка оправдать военные приготовления Советов мифической опасностью мирному существованию СССР.
Кстати, в 1929 году СССР воевал с Китаем из-за КВЖД, но этот реальный, а не выдуманный конфликт почему-то не вызвал никаких особенно активных «телодвижений» со стороны советского политического руководства. Блюхер легко управился с Чжан Сюэ-Ляном, мир на КВЖД был восстановлен и двухмесячному советско-китайскому конфликту суждено было стать самой «незнаменитой войной» в истории СССР. Иногда даже складывается впечатление, что этого столкновения на Дальнем Востоке и вовсе не существовало. Во всяком случае, в Большой советской энциклопедии отмечено, что конфликт с японцами у озера Хасан летом 1938 года был первым (?), в котором участвовала Красная Армия с момента окончания Гражданской войны.
В 1929 году в стране началась первая пятилетка. Сталин, якобы претворяя в жизнь ленинские экономические принципы и программы, организовывает грандиозное индустриальное строительство. Почему только через 5 лет после смерти вождя?
Прежде всего, сам план пятилеток разрабатывался еще в 1927 году. Только к 1929 году Коба наконец одолел всех основных политических оппонентов на пути к абсолютной власти. Необходимо было учесть итоги военной реформы 1924–1925 годов и проверки РККА, ибо весь так называемый «пятилетний план развития экономики и народного хозяйства» был одним большим обманом и сплошным надувательством. На самом деле это был первый пятилетний план подготовки страны к «Большой войне» с цивилизованным миром.
