— Жена так мне и сказала, — подтвердил Микаил. — Они с Джессикой поболтали немного.
«Опять дразнятся», — решил Алекси. Потом любопытство взяло верх. Но все же свое волнение он старался скрывать.
— И что она сказала, Майк?
— Ты же знаешь, что я не люблю этого сокращения. — Микаил пожал плечами и ответил неопределенно: — Обычная женская болтовня.
— Типа чего, например? — Тут Алекси заметил хитрые улыбки, которыми обменялись его братцы. — Кончайте, — угрожающе сказал он. — Я про вас обоих кое-что знаю, кузены, и ваши супруги тоже хотели бы это знать.
Фадей обошел стол кругом.
— Хорош. Чисто сделано и крепко. Женщине понравится.
— Джессика повезла продукты и лекарство миссис Малони. Похоже, занята по уши. Райану пришлось помочь ей завести старый фургон, который она взяла у Виллоу. Она еще спросила его, как в Амоте с транспортом для стариков и калек.
— Обычно им помогают соседи, а Виллоу, кажется, заботится о тех, кому помочь некому. — Алекси положил масло на толстый, еще теплый ломоть хлеба. — Джессику здесь ничего не держит…
Дверь отворилась, и вошла Джессика. На голове поношенный вязаный шарф, сама вымазана грязью. С силой захлопнула дверь и грозно прищурилась на Алекси.
— Степанов, я тебя обыскалась…
— Которого? — уточнил Ярэк, сдерживая улыбку.
— Пахнет едой. — Джессика принюхалась.
Фадей поставил на верстак судок с гуляшом.
— А мне дадут?
Микаил принялся со всей галантностью раздевать и усаживать ее, Ярэк расставлял кушанья на двери, лежащей на козлах и служившей вместо стола. Алекси прислонился к верстаку и скрестил руки. Он чувствовал себя неуверенным и уязвимым, и это ему не нравилось.
Ее дорогой свитер с длинными рукавами скрывался под футболкой кустарного крашения, на шее висели местные кустарные бусы. Виллоу говорила, что Джессика знает, как ее провели, и наверняка устроит ему допрос. Вот и решай теперь: либо признаться, что поведение Виллоу показалось ему подозрительным, либо это отрицать.
Как только Джессика накинулась на поставленную перед ней еду, Ярэк жестом пригласил Алекси занять место с ней рядом.
Алекси свирепо покосился на него. Нечего устраивать тут театр.
— И как провела день? — он постарался задать этот вопрос с максимальным безразличием.
Останешься здесь, со мной?
Намазав маслом теплый хлеб, он положил его на ее тарелку.
— Ты ела сегодня?
— Не было времени, — ответила она с набитым ртом.
Размотав с ее шеи длинный шарф, он притронулся к одной из ее косичек.
— Новая прическа.
— Миссис Олаф показала мне, как она заплетает волосы своей дочери. Я сказала ей, что мне маленькой заплетали волосы, ну, и она… Это французский способ. Очень тугой, я, наверно, стала косоглазая. У меня не было времени расплестись. — Она продолжала жевать. — Как вкусно!
Алекси стащил резинку с одной косички и принялся освобождать волосы Джессики из плена.
— Действительно, очень туго, — сказал Алекси. На самом деле он хотел просто подержаться за нее, и остальные, конечно же, это понимали.
— Надо идти, — резко заявил Микаил, как будто движение Алекси напомнило ему о неотложном деле. — Джессика, вы не хотите, чтобы у вас в комнатах подтопили? В отеле это сделают. Может, приготовить камин?
В мастерской наступило молчание. Джессика беспомощно посмотрела на Алекси.
— У меня не было времени подумать… можно бы…
В это мгновение Алекси понял то, что мучительно желал знать весь день. Джессика хочет быть с ним.
— Я отвезу ее домой, — спокойно объявил он.
Фадей хлопнул в ладоши и, под руку с Ярэком, исполнил короткий танец с притопыванием.
— Это хорошо. Я прямо счастлив. Вези ее домой, мальчик.
— Па, — вполголоса остерег его Микаил, когда Джессика опустила голову, стараясь скрыть румянец.
— Я радуюсь за брата Виктора, не за себя, — твердо заявил Фадей. — Да, я тоже рад. Ну и что?
— Не беспокойся, па. Еще недели две, и следующий внук тебе будет. Ма говорит, Элли уже вьет гнездышко.
Озабоченный Фадей молитвенно приподнял руки.
— Но мой брат… У него до сих пор нет маленьких.
— Дядя, — предупреждающе произнес Алекси.
Джессика все еще не поднимала глаз, и Алекси не удержался: провел пальцем по горячей щеке, наслаждаясь тем, как она слегка вздрогнула.
— Устала?
— Страшно. У меня для тебя сюрприз.
— Жду с нетерпением.
Наконец наевшаяся, Джессика зевнула, а когда Алекси кончил расплетать другую косичку, она уже клевала носом, слегка покачиваясь в сторону Алекси. Все его беспокойство растворилось в чувстве тихой нежности к ней. Подняв ее со стула и завернув в пальто, он обвязал ей голову шарфом и повел к двери.
Проснулась она в постели Алекси. Одна. Греясь в одеялах, вдыхала оставшийся от него запах. Провела рукой по его подушке, вспоминая, как он внес ее в дом. Она зашаталась и навалилась на него, когда он поставил ее на ноги. Алекси хохотнул ей в щеку — низкий, богатый обертонами звук.
— Денек у тебя был, похоже, не легкий.
— Мне пришлось толкать машину Виллоу, чтобы она завелась. Потом я заехала в мастерскую, чтобы там сменили аккумулятор. Потом везла внучку, оставленную со стариками, ее рвало — ничего приятного. Гонялась за козой. Съехала вниз на пятой точке.
— Но козу хоть поймали?
— Да.
Снаружи доносились завывания ветра. Джессике это не мешало — впервые в жизни она чувствовала себя так уютно. Она пришла домой. Здесь ее место. С ее мужчиной.
Никогда еще с ней такого не было. Любовь, безопасность. В детстве она никогда не знала, чего ждать, и никому не была, в сущности, нужна. Первый брак — двое незрелых людей. Второй брак: уже больной, Роберт сам нуждался в защите — от собственного сына, его жадности и жестокости. И Джессика боролась за него.
Потянувшись, она вздохнула от удовольствия. Скоро она скажет Алекси, что она сделала.
И спросит наконец, знал ли он о спектакле, разыгранном Виллоу.
Простыни холодные, Алекси не согрел их своим телом. В ванной негромко плещет вода. Она потянулась за своими часами, лежащими на столе около кровати. Два пополуночи. Странное время, чтобы принимать ванну. И Алекси больше похож на человека, который предпочел бы душ.
Она медленно поднялась, расправила плечи. Все тело ныло — от тяжелого дня. Груди необычно чувствительны, все тело помнит прошедшую ночь.
Он раздел ее полностью и явно имел планы насчет того, что делать, уложив ее в постель, — но отложил их из-за ее усталости.
