Кричи, женушка.
Далеко от Майами-Бич в небольшом домике на берегу Манхэттенского залива проснулся в холодном поту Гас Уиллис. Ему снился его собственный инфаркт — наверное, так. Острая боль, от которой немеет все тело слева, а дыхание кончается на самом интересном месте, то есть на выдохе.
Он слетел с кровати и торопливо вышел на крыльцо. Соседка, выгуливавшая своего пуделя, страдавшего несварением, ойкнула и спряталась за дерево, впрочем, не спеша уходить.
Худощавый, но мускулистый темноволосый парень. Пропорциональное сложение, стройные ноги, узкие бедра, широкие плечи. Он не был атлетом, но в нем чувствовалась сила, однако главное, что привлекало к нему — это его лицо. Одухотворенное, нервное, очень породистое лицо. Темные глубокие глаза, резкие скулы, тонкий нос с горбинкой. Такому бы — бархатный камзол, да сапфир в ухо, да тонкую стальную шпагу с резным эфесом на бедро, а на темные волосы — завитой парик, да шляпу с широкими полями…
Соседка любила почитать любовно-исторические романы на ночь. Гас Уиллис, сантехник-филолог, сын шофера-дальнобойщика и учительницы начальной школы очень напоминал соседке вельмож эпохи Карла Второго, когда дамы были доступны и бесстыдны, а вельможи все как один походили на этого странного парня, жадно глотающего воздух…
9
О возвращении, переезде, горькой правде, ужасных последствиях, фамильном упрямстве, туманных перспективах и последней капле
Когда в квартире Долли Браун раздался телефонный звонок, она мирно дремала, прикрыв лицо пачкой чужих резюме. Мэг пристроила ее на новую фирму, и теперь Долли отвечала за подбор персонала. Работа была скучная до скрежета зубовного, но Долли знала себя — не начни она работать немедленно, через полгода деньги Дейзи кончатся, а она так и будет сидеть на одном месте.
Единственное, что Долли себе выторговала — так это свободный график. По крайней мере, не надо сидеть в конторе с утра до вечера.
Итак, она работала, то есть дремала, когда прозвенел телефонный звонок. Долли приоткрыла один глаз, уронила резюме, сползла с кушетки и на восьмом звонке подняла трубку.
Голосок Дейзи она узнала сразу, и сон с нее тоже сразу слетел, потому что Дейзи явно еле сдерживала слезы.
— Дейзи? Что случилось? Почему у тебя такой голос?
— Ничего не случилось, правда. Просто… паршивое настроение. Я вчера прилетела, вечером.
— А Морис? Ты одна прилетела?
— Почему одна? Нет, он тоже. Дол, ты не занята сегодня вечером?
— Нет, конечно.
— Давай встретимся… если у тебя нет планов.
— Хорошо, Дейзи. Где?
— Около «Эмеральда». Как всегда. В шесть.
— О'кей! Дейзи, ты, правда, в порядке?
— В полном. До встречи.
Долли выкурила пять сигарет, выпила три чашки кофе и два раза сходила в туалет, а проклятая стрелка на часах не желала двигаться. Не может так долго не наступать шесть часов!
Наконец часы сжалились, и стало шесть часов, а еще через минуту звякнул колокольчик на двери, и Дейзи Сэнд… то есть, Эшкрофт вошла в полутемный бар «Горячего Перекуса». Долли с облегчением потянулась к ней с поцелуем — и отпрянула.
Дейзи изменилась. Это не просто бросалось в глаза, это прямо-таки наскакивало на вас, если вы хоть немного знали Дейзи до замужества. Румяные щеки побледнели и ввалились, карие глаза утратили задорный блеск. Под глазами залегли страшные черные тени, и каштановые кудряшки словно развились, повисли печальными, чуть завивающимися на концах прядями. Дейзи похудела, осунулась и выглядела так, словно ее в одночасье скрутила тяжелая болезнь.
Долли схватила подругу за руку и едва удержалась от крика. На запястьях Дейзи чернели синяки. Глаза рыжей фурии Доллис Браун потемнели от гнева.
— Этот слизняк смел поднять на тебя руку?!
Дейзи подняла на подругу тоскливые глаза.
— Что? Ах, это… Да нет же, Долли, нет. Дело не в этом.
— А в чем? В чем, черт меня совсем подери?
— В том, что я дура. Долли, мне нужен сексопатолог.
— Что-о?
— Может, психолог, может, психиатр. Но вернее всего — сексопатолог.
— Почему ты… Откуда ты это взяла? Что происходит?
— Вот именно. Я не понимаю, что происходит. Я… Долли, я фригидна.
— Деточка, у тебя синяки, у тебя вид смертельно больной, у тебя слезы в глазах — а ты говоришь о какой-то ерунде!
— Это не ерунда. Мне противна физическая близость с мужчиной.
— И поэтому он тебя к ней принуждал?
— Да он же не знал!
— Дейзи, ты меня извини, но не понять этого можно только в состоянии алкогольного опьянения или будучи полным идиотом. Ах да, еще сексуальным маньяком. Этих, говорят, возбуждает именно нежелание жертвы.
— Долли, я не умею… Я ничего не умею. Я боюсь близости. Мне больно и страшно, мне неинтересно, противно, мне хочется, чтобы все скорее закончилось, я лежу бревном, и… Морис этого не заслуживает.
— О Боже. И он все равно… вы были близки?
— Он терпел почти две недели. Он меня жалел, наверное. Давал время привыкнуть. А потом… Наверное, так и надо. Я и в книжках читала, и в кино видела… Господи, какая я дура, да?
— Бедная моя. Он тебя изнасиловал.
— Долли, ты глупости говоришь. Он не может меня изнасиловать, потому что он мой муж.
— Это ты глупости говоришь! Никто не имеет права заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты ничем ему не обязана.
— Я его жена.
— Жена! Не рабыня, не наложница, не проститутка — ЖЕНА. И он обязан тебя уважать.
— Долли. Не кричи, пожалуйста. Я почти не спала последние несколько дней. И еще мы переехали к Урсуле… Там очень мрачно. Мне не нравится этот дом, я не знаю, как мне вести себя с Морисом, у меня все болит, и я хочу к врачу.
— Бедная моя. А что с твоим домом?
— Морис сказал, что его можно сдать в аренду.
— Но ведь это твой дом?
— Я все передала Морису. То есть… это теперь наше общее.
— Так. Понятно. А кто твой адвокат?
— Мистер Бленчли. Он был поверенным еще у деда, но теперь, наверное, у меня будет тот же адвокат, что и у Мориса…
— Дейзи, я не узнаю тебя. Где веселая смелая девочка, которая шутя управлялась с целым рекламным агентством? Ты производишь впечатление забитой сиротки. На тебя смотреть страшно!
— Долли, ты найдешь мне врача?
— Найду. Для начала тебе надо расслабиться и успокоиться. И ты будешь звонить мне каждый день.
— Буду.
— Обещаешь?
