По словам Эксела, кто-то в сети ресторанов под названием «Пышки и Единороги» пользуется фантомным ПО для фальсификации кассовых чеков. Устройства для утаивания продаж – либо заводская установка в самих кассах, либо запускаются кастомизированным приложением, известным под названием «чпокалка» и хранимым внешне где-нибудь на сидюке. Улики ведут к менеджеру высшего звена, может, и владельцу. Самый вероятный подозреваемый у Эксела – Фиппс Упперос, лучше известный как Вип, поскольку выглядит так, словно только что вынырнул из Зала для высокопоставленных индивидов или сверкнул Дисконтной Картой с этим акронимом.
Для Максин самое интересное в мошенничестве с чпокалкой – элемент личного взаимодействия. По руководствам такому не научишься, ибо такое не печатают. Функции, вписанные в прогу, которых не найдешь в руководстве пользователя, предназначены для личной передачи, устно, от кассового поставщика пользователю. Как некоторые разновидности магического знания переходят от раввинов-расстриг подмастерьям в каббале. Если руководство пользователя – Евангелие, пособия по фантомному ПО – тайное знание. И гики, его продвигающие, – кроме одной-двух крохотных деталек, вроде праведности, высших духовных сил, – раввины. Всё строго лично и неким извращенным манером даже романтично.
Известно, что Вип ведет дела с сомнительными элементами в Квебеке, где в данный момент процветает индустрия чпокалок. Еще среди прошлой зимы Максин добавили в строку городского бюджета, как обычно – в-Т-хую, и она слетала в Монреаль пошершить le geek. Прибыв согласно пассажирской роли в Дорваль, она заселилась в «Дворовый Марриотт» на Шербруке и пошла шлепать по городу, один мартышкин труд за другим, в случайные серые здания, где во многих уровнях ниже улиц и в глубине коридоров слышны столовские звуки, свернешь за угол – и там le tout[42]Монреаль обедает в длительной череде ресторанных залов, раскинувшихся архипелагом по всему подземному городу, который в те дни расширялся так быстро, что никто и не знал, существует ли надежная карта его целиком. Плюс шопинга столько, что у Максин затрещал порог тошноты, задние концы станций Метро, бары с живым джазом, эмпории крепов и точки продаж путэнов, панорамы до блеска новехоньких коридоров, куда вот-вот заселятся новые и новые лавки, и все это без необходимости казать нос на улицы, заваленные снегом, где ниже нуля. Наконец по телефонному номеру, полученному с туалетной стены бара где-то в Майл-Энде, она разыскивает некоего Фели́кса Бойнгё, который работает из цокольной квартиры, как они это называют, garçonnière, рядом с Сен-Дени, и от одного имени Випа у него не просто звоночек звенит, а прямо-таки дверь готово вышибить, поскольку тут, очевидно, какие-то вопросы с задержкой платежей. Они договариваются встретиться в прачечной-автомате с выходом в интернет, под названием «НетНет», коей вскоре суждено стать легендой Плато. Феликс, похоже, приближался к возрасту, когда можно садиться за руль.
Как только они продвинулись дальше аншантэ, Феликс, как и все остальные в городе, без проблем и зацепок переключился на английский.
– Так вы с мистером Упперосом, вы коллеги?
– Соседи на самом деле, по Уэстчестеру. – Делая вид, что она еще одна гнутая бизнес-личность, заинтересованная в «опциях скрытого стирания» для своей сети терминалов на местах продаж, из всего-навсего технического любопытства, конечно.
– Я собираюсь скоро в ваши края, финансирование искать.
– Мне кажется, в Штатах может возникнуть правовая проблема?
– Нет, вообще-то я намерен искать на запуск проекта «Профапо».
– Какой-то, э, рекреационный наркотик?
– Противодействие фантомному ПО.
– Постойте, вы же вроде как за фантомное ПО, с чего бы против?
– Сами строим, сами выводим из строя. Вы хмуритесь. Мы тут за гранью добра и зла, технология – она нейтральна, э?
Вернувшись в полуподвальную берлогу Феликса как раз к вечернему кино по Телевизионной Сети Коренного Населения, чья фильмотека содержит все когда-либо снятые фильмы Кину Ривза, включая, тем вечером, личный фаворит Феликса, «Джонни-мнемоник» (1995). Они покурили травы, заказали монреальскую пиццу, обложенную малоизвестными видами колбас, увлеклись кино, и Ничего, как выразилась бы Хайди, Не Было, вот только пару дней спустя Максин летела обратно в Нью-Йорк с досье на Випа Уппероса намного упитаннее, чем то, с которым вылетала, и налоговая контора прикинула, что деньги были потрачены с толком.
Затем, много месяцев, от них тишина, как вдруг вот снова Эксел.
– Просто хотел тебе сообщить, что жопа Випа – трава, и газонокосилка Финансов готова предъявить на нее права.
– Спасибо за бюллетень, а то я ночей не сплю.
– Контора ОП запускает бумаги в производство, вот прямо пока мы говорим. Нам по-прежнему нужна всего парочка деталей. Типа, где он. Ты, случайно, не знаешь?
– Мы с Випом не то чтобы шмузили, Эксел. Ничоссе. Стоит девушке разок улыбнуться важному свидетелю, как всем что ни попадя на ум взбредает.
Нисхождение в сон сегодня спиралевидно и медленно. Как люди с бессонницей вновь перебирают всякие мелодии и тексты песен своей юности, так Максин все время по кругу возвращается к Реджу Деспарду, опять и опять на борт «Аристида Ольта», к тому худому парнишке с огоньком во взгляде, что непоколебимо улыбался в жалкой повседневной рутине независимого кинематографиста, которому недостает связей. Надеяться, что его проект с «хэшеварзами» окажется не слишком для него кошмарным, – это плескаться в теплой ванне отрицания очевидного. Тут заваривается что-то еще, Редж точно знал, кому принести дело с таким ярлыком, в Максин он врубился верно, знал, что ей станет плюс-минус так же тревожно, как ему на периметрах обычной алчности, за которые заступают, когда паровозы ночи и напускного забвения, на рельсах, пыхтят, набирая скорость…
В кой миг, перед самым переходом к ФБС[43], звонит телефон, и это оказывается сам Редж.
– Это уже не кино, Макси.
– Насколько спозаранку ты собираешься завтра вставать, Редж? – Или, иными словами, тут у нас середка, блядь, ночи.
– Спать сегодня вообще не придется.
Что значит, и Максин не светит. Потому они встречаются за очень ранним завтраком в круглосуточной украинской забегаловке в Восточной Деревне. Редж в дальнем заднем углу, ковыряет, себя не помня, в своем «ПауэрБуке». Летняя пора, пока не слишком духота или ужас, но он весь в поту.
– Говенно выглядишь, Редж, что случилось?
– Технически, – убирая руки от клавы, – мне полагается свободный доступ по всем «хэшеварзам», правильно? Только я всегда знал, что у меня его нет. Ну, вот вчера наконец я зашел не в ту дверь.
– Ты уверен, что она была не заперта и ты язычок замка не отжал?
– Ну, ей и не полагалось быть запертой, табличка на двери гласила «Туалет».