Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
* * *
Николай Николаевич Аверин встретил приехавших у парадного, но Андрей не узнал его и чуть не прошёл мимо. Профессор похудел, опустился, и выглядел сейчас безумным. Кроме того, теперь не носил бороды, был гладко выбрит – видимо, перед важной встречей. На это указывал и сильный запах одеколона, которым профессор окропился не в меру обильно.
Аверин был в синем берете с хвостиком, в чёрном плаще; со сложенным зонтом в руках. Когда профессор окликнул Андрея, тот обернулся и вздрогнул – перед ним стоял глубокий старик. Маленькие мутные глаза его напряжённо смотрели из-под цилиндровых линз очков; серые губы беззвучно шевелились, словно Аверин считал в уме. Дрожали и большие руки со вспухшими венами, все в пигментных пятнах.
– Добрый вечер, молодые люди! – Николай Николаевич пристально смотрел на вылезающего из машины Грачёва.
Озирский поспешил представить своего спутника:
– Познакомьтесь – Всеволод Двосько, представитель «четвёртой власти».
– Вы с телевидения? – Аверин снял очки и стал протирать их, мигая покрасневшими веками. Озирскому показалось, что он совсем недавно плакал.
– Нет, я из вновь созданной газеты. Специализация у нас соответствующая. Сенсации, острые сюжеты, какие-то невероятные события, – совершенно невозмутимо сказал Грачёв. – Андрей попросил меня поехать с ним, потому что наше издание располагает обширным банком данных относительно преступного мира Питера. Пойдёмте в дом, мне не хотелось бы долго здесь стоять…
– Да, извините, я совсем рассеянный стал! – Аверин пропустил гостей на лестницу и сам вошёл вслед за ними.
Та самая трёхкомнатная квартира, в прежние времена сверкающая и ухоженная, с лакированными полами и тщательно вычищенными коврами, теперь предстала собственным призраком. Прошёл всего год с тех пор, как Андрей был здесь, а новые обои уже покрылись пятнами, вещи валялись, где придётся, домашняя и уличная обувь громоздилась горой посередине передней.
Аверин предложил гостям выбрать себе из кучи домашние туфли, а потом махнул рукой и разрешил пройти прямо в ботинках. Далее осведомился, чего они больше хотят, чаю или кофе. Пока грелся чайник, Аверин воодушевлённо расписывал достоинства бутербродов с килькой и крутым яйцом, которыми теперь преимущественно и питался. Потом он пригласил гостей в свой кабинет, комнату метров в шестнадцать, с громадным письменным столом, заваленным бумагами и образцами всевозможных пород. Шторы криво висели на окне, и на подоконнике тоже лежали камни, стояли картонные коробки. Чтобы сберечь время, гости от угощения отказались.
– Что с вами случилось? – Озирский, наконец-то усадив суетящегося хозяина напротив себя, положил свою руку на его локоть. – Мы вас внимательно случаем. Не волнуйтесь, возьмите себя в руки и рассказывайте.
– Слушаете? – Аверин достал новый, чистый платок. И снова протёр очки – похоже, они постоянно потели от слёз. – Что ж, слушайте, как в жизни бывает. Андрей Георгиевич, я вижу, что вы запомнили моё жилище не таким, и очень удивились. Да и меня не сразу узнали – так сильно я изменился. Наверное, слишком долго я был счастлив, ребята. Теперь пришло время платить по счетам. Андрей, вы знали мою жену? Нет? Её звали Люба. Она носила старомодную высокую причёску, а в ней – настоящий черепаховый гребень. Это единственное, что осталось у неё от бабушки. Все восхищались: «Прелестная вещица, антиквариат!» и просили продать, но она отказывалась. У Любы были по-младенчески прозрачные, незабудковые глаза. В последние годы она перестала красить брови, и я полюбил их естественный цвет. А там, в огороде, я не увидел ни гребня, ни голубых глаз. Всё было черно и дымилось…
– На огороде? Дымилось? – Андрей даже побледнел от страшной догадки. – Был пожар?
– Слухи о тяжёлой зиме начали циркулировать ещё весной. – Аверин отрицательно покачал головой, давая понять, что догадка Озирского неверна. – Мы решили часть дачного участка засадить картофелем. Разумеется, его нужно было окучивать, полоть, поливать. Но в тот день я ехал на дачу под Старую Ладогу, уже зная, что поливать огород не придётся. Ещё в электричке я услышал далёкие раскаты грома и увидел, что заходит гроза. Почему-то мне не сиделось в городе, хотелось туда, к семье. Как вы понимаете, я много времени прожил под открытым небом, видел бураны, ураганы, смерчи, лесные пожары, весенние паводки. Но никогда так не сжималось моё сердце, как в тот день, десятого июля. А когда я вышел на платформу, увидел тучу – свинцовую, с жёлтым подбрюшьем. В середине тучи будто бы кипела пена. Едва я спустился с платформы, начался дождь. У меня был с собой зонт, но я понимал, что он мало чем поможет. Тут подвернулся автобус, и я вскочил на подножку. Сквозь стену дождя, под грохот грома, в отблесках молний мы въехали на гору, где стоял в числе прочих и наш домишко. Там я вышел и бегом побежал к своей калитке, радуясь, что уже нахожусь на месте…
Грачёв и Озирский слушали очень внимательно, забыв о своих делах, не косясь на часы и не считая минуты. Аверин улыбался им растерянно, как склеротик, и губы его дрожали.
– Я тогда ещё умел быстро бегать. Сейчас даже представить такое не могу – ноги будто свинцом налиты. А тогда я нёсся, прыгая через лужи. Люба, две наши дочери и два внука были в огороде, когда началась гроза. Младшему недавно исполнилось пять, старший уже перешёл в четвёртый класс. Когда пошёл дождь, они, укрывшись брезентом, уселись на крыльце, прижавшись друг к другу. Они так часто делали, и я. когда был с ними, составлял компанию. Но в тот момент я находился ещё за забором, на тропинке. И ведь надо было такому случиться, что мощным порывом ветра с дома сорвало громоотвод! Я бежал к ним, чуть не упал, поскользнувшись в луже. Я уже видел их всех… Внуки мне ручонками махали, смеялись. Я тоже салютовал, подняв кулак к плечу. И вдруг в полнейшей тишине всё озарилось неземным голубым светом. Я, наверное, ослеп на несколько мгновений, а потом оглох. Причём до того, как ударил гром, потому что не слышал шума дождя. Я гром скорее почувствовал. Под моими ногами содрогнулась земля, и я упал в траву, в кусты. И ещё я помню волну тепла, которая накатила на меня с той стороны, от дома. Мне никогда не забыть этого, никогда! Знойный вихрь унёсся прочь. Полетел дальше, к речке. В наших широтах такого никогда не бывало. Я, ничего понимая, поднялся, открыл калитку. В ушах у меня звенело, и ноги подгибались. Я сначала даже ничего не понял. Видел только брезентовую гору на крыльце, а над ней – дымок. Я закричал, уже не помню, что, и побежал к ним. Из соседних домиков выскочили люди, бросились ко мне. Когда мы откинули мокрый брезент, все пятеро были уже мертвы. Врачи потом сказали, что их накрыло сразу, одним разрядом. Ведь кругом всё было мокрое, и они сидели, тесно прижавшись…
Андрей, наконец-то всё понявший, стиснул зубы и замер. Он резко откинул голову назад – так, что хрустнула шея. Всеволод прикрыл ладонью рот, словно желая задержать ненужные и жалкие соболезнования.
Аверин повернулся направо, указал на фотографии в чёрных рамках:
– Вот они, родные мои. Теперь навсегда со мной… – И старческая его рука задрожала ещё сильнее.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
