– Пожалуй, я пас. Вообще-то, я пришел по поводу того мобильника, ну ты знаешь, того…
– …того, в который ты решил залезть. Ну так и что? Он действительно принадлежал Еве?
– Да. Это точно, – сказал Томас, засовывая руки в карманы.
Виктория перестала вынимать книги и бросила на него пристальный взгляд:
– Почему ты просто не отнес этот телефон туда, где она работала?
Он кивнул, отводя взгляд:
– В конце концов я, наверное, так и сделаю.
– Может, все-таки хочешь кофе?
Он покачал головой, разглядывая названия книг, которые она перебирала. Он вытащил из стопки две книжки. Одна была про йогу для продвинутых, вторая называлась «Когнитивные упражнения».
– Ева обожала такие книжки. Дома у нас их стояло без счету. Она ведь и у тебя часто покупала?
Виктория кивнула.
– Разговаривала она об этом с тобой?
– О чем?
Он пожал плечами:
– Ну там о развитии, о личном. И вообще о всяком таком.
– Раз уж ты спрашиваешь – мы много о чем разговаривали.
– Значит, она с тобой откровенничала?
– Нет, этого нельзя сказать.
– Никак нельзя?
Виктория широко открыла глаза:
– С каких пор ты опять в полиции?
– В каком смысле?
– С чего это ты меня допрашиваешь?
Он замахал руками:
– Перестань, пожалуйста! Я же только спросил.
– Нет, не только. Сперва ты приходишь ко мне с телефоном, теперь все эти вопросы! Что с тобой происходит, Ворон?
Тяжело вздохнув, он рассказал Виктории про СМС-сообщения. И про то, как он безуспешно пытался отыскать через телефонную справку, кто за ними стоит, и про свой напрасный поход в магазин секонд-хенда.
Виктория поставила на пол опустевший ящик:
– Предупреждала же я тебя: не суйся в чужие дела! Из этого никогда не получается ничего хорошего.
– Ты так говоришь, будто это я виноват. Ничего бы такого и не было, если бы Ева не связалась с каким-то негодяем.
Поправив стрелку на клетчатых брюках, Виктория уселась на край прилавка. Из кармана пиджака она достала пачку «Петерё».
– Черт побери, Ворон! Ева любила тебя, уж в этом ты никак не можешь сомневаться.
Он изумленно воззрился на нее:
– Да как же я могу не сомневаться?
– Только из-за каких-то сообщений в ее мобильнике?
– Еще бы! Ведь совершенно ясно, что у нее кто-то был.
Он почувствовал, что готов сорваться.
– Не можешь ты этого знать наверняка. Раз ты не видел ее ответов на его эсэмэски, ты не можешь знать, к чему это привело. Несмотря ни на что, Ева тебя искренне любила. А вот то, что ты сейчас делаешь, – это… – Виктория закурила самокрутку и выпустила струю дыма. – Это недостойно!
– Возможно, – сказал Томас, подвигая к себе конторское кресло. Тяжело опустившись в него, он взъерошил пальцами волосы. – Этот дурак имеет отношение к ее смерти.
Виктория с улыбкой покачала головой:
– Что-то подсказывает мне, что ты и сам в это не веришь.
– Все возможно! Я даже собирался обратиться с этим к детективам в центральном участке, а телефон отдать в качестве вещественного доказательства.
– Так ты установил номер и узнал, кому он принадлежит?
– Именно. Теперь этот мерзавец не скроется и получит за все так, что мало ему не покажется.
Виктория стиснула губы и с таким остервенением загасила сигарету, что от нее полетели искры.
– Здорово, Ворон! С размахом действуешь! Значит, ты хочешь из-за какого-то паршивого мачо запятнать доброе имя Евы?
– О чем ты говоришь!
– Поверь мне! Я знаю, как сплетня может все разрушить.
Хотя Томас почти ничего не знал о прошлом Виктории, он видел по ее лицу, что она исходила из собственного горького опыта. Для него она всегда была хорошим другом, но ему было известно, что обзывают ее по-всякому: и лесбиянкой, и психопаткой. Первое – из-за ее мужского костюма, второе – из-за прямолинейности и резкости в обращении.
– Виктория, поверь мне, я вовсе не к этому стремлюсь.
– Так к чему же? Неужели ты не видишь, что разрушаешь свою жизнь? Ева была самым удивительным человеком из всех, кого я встречала, и ты должен быть благодарен ей за то, что она выбрала тебя. Почему ты не можешь просто, думая о ней, вспоминать ее такой, какой она была?
Томас резко вскочил с конторского кресла, и оно со стуком откатилось к стене.
– Потому что не знал ее по-настоящему. Два года я горевал, что потерял человека, которого без памяти любил, которому целиком и полностью доверял. И что же оказалось? Оказалось, что она мне изменяла, что ей было плевать на меня!
– Пора, Ворон, оставить прошлое в покое. Тебе нужно научиться жить настоящим.
– Я бы и сам этого больше всего хотел. Но теперь все начинается по новому кругу.
Он застегнул молнию куртки. Виктория смотрела на него печальными глазами. Она тряхнула головой, и ее седые волосы сверкнули в солнечном свете, который падал в окно.
– Ты выбрал неправильный путь, Ворон.
Он пожал плечами:
– Это я узнаю тогда, когда поймаю его и разделаюсь. Он будет у меня лежать в нокдауне.
22
Берлин, Панков, 22 сентября 1989 года
На парковке перед устремленными к ночному небу высотками Хауссер в компании Мюллера, Штрауса и двух молодых женщин вывалился из черной «Лады» Штрауса. Вырвавшаяся из открытой машины, включенная на полную мощность поп-музыка, отдаваясь от стен, оглашала окрестность. Всю дорогу от центра до бетонных коробок Штраус вел машину, одновременно лапая пухленькую девицу по имени Хельга. Здесь, в одной из бетонных коробок, была квартира, которую он для нее выбил. Когда захлопывали двери, Хельга выронила бутылку водки, которую держала в руке, бутылка упала и со звоном разбилась.
– Ну и растяпа же ты, дорогуша, – сказал Штраус.
Раскрасневшаяся от выпитого Хельга ответила:
– У нас найдется что выпить, папик!
Тесной гурьбой, держась друг за друга, они с пьяными выкриками потянулись к высотному дому, перед которым остановилась машина.
Кое-как добравшись до подъезда, Хауссер остановился у крыльца, и в кустах его вырвало. Виновата была не столько выпивка, сколько жирная еда в ресторане. Его желудок вообще плохо принимал твердую пищу.
– Что, Хауссер, кишка тонка выпить как следует? – С этими словами Штраус своей ручищей так хлопнул его под зад, что Хауссер чуть было не бухнулся головой в кусты.