– И очень тебя прошу. – Проконсул Сераписский достал из ящичка сигариллу и с блаженной улыбкой стал ее нюхать. – Не болтай о том, о чем говорил со мной. Как оправдаться перед понтификом за про вал – это моя забота. Думаю, время, чтобы все исправить, у вас еще есть.
Оставшись в одиночестве, трибун погрузился в тяжелые раздумья.
Ланселат уже давно начинал сомневаться в том, что Арторий поступил правильно, вняв советам Мерланиуса.
Слов нет, наместник Британии умен, а его затеи всегда заканчивались успехом. Но он почему-то считал себя абсолютно неуязвимым и любил играть с судьбой в опасные игры. Ланселат же полагал, что самое главное в их деле – вовремя остановиться.
Если бы правитель спросил совета у него, то он уже давно бы настоятельно просил сделать перерыв в той гонке, которая шла уже скоро пятый год. Может, нужно затаиться и всего-то подождать, когда дряхлый август покинет этот мир?
И вот теперь свежеиспеченный правитель Сераписа с тщательно подавляемым испугом спрашивал себя вслух: а могут ли они остановиться? Точнее, позволит ли им это Мерланиус.
Впрочем, ответ напрашивался сам собой.
К счастью для Гавейна, он не слышал этих панических мыслей вслух своего отца и командора, бодрым шагом направляясь к лупанарию «Лев и кастрюля».
О-о, у рыцаря были на сей счет далеко идущие планы!
Ночь, вернее предутренний час, когда над землей еще царит темнота, но звезды уже начинают гаснуть в бледнеющем небе, выдалась у Мерланиуса беспокойной.
Он стоял в холодном мрачном подземелье, сжимая свой посох. Тот светился и сиял, бросая неяркие отблески на алтарь.
Владыка Стоячих Камней вытянул руку, и мертвенный отблеск пробежал по чешуйчатой коже застывшего на каменном полу гигантского существа.
Окажись тут Стратопедавт, он, пожалуй, решил бы, что перед ним еще одна древняя тварь, которую его Учитель пробудил от тысячелетнего сна.
И ошибся бы, ибо такие существа никогда не обитали на Гебе, да и нигде вообще. Это было целиком и полностью творение верховного понтифика Британии.
Исполин шевельнулся.
Его огромное тело сгибалось еще с трудом, руки дрожали, челюсть отвисла, придав лицу странное выражение: казалось, он изумленно уставился куда-то вдаль, хотя перед ним была лишь сырая и темная стена грота.
Торопливо захлопали жаберные крышки на бычьей шее, затем сипло, как кузнечные мехи, задышали легкие.
Постепенно, с трудом ему удалось сесть, выпрямиться, придерживаясь ладонями – каждая с тарелку. Челюсти клацнули с глухим лязгом, и жабий лик приобрел некое осмысленное выражение.
Сделав последнее усилие, чешуйчатый встал, вытянулся во весь рост, покачиваясь и возвышаясь над Мерланиусом на добрых две головы.
Он был громаден – человекоподобный великан с черной кожей, под которой виднелись тяжелые мышцы. Длинные руки, с семью пальцами, кривые когти, шкура, сходная с крокодильей, мускусный тяжелый запах… Ощущение силы и смертельной угрозы во всем облике.
– Повинуйся, – приказал человек в леопардовой шкуре.
– У-у-у… – произнес гуманоид. – Ты-ы… Я…
– Ты – мой раб, – сказал Мерланиус. – Я – твой господин. Ты создан, чтобы выполнять мою волю.
Создание сделало несколько шагов к понтифику, протягивая лапу с семью смертоносными ножами.
Потом, вдруг захрипев, упало на камни, дернулось несколько раз в судорогах и затихло.
– Дерьмо Осириса! – вполголоса выругался Мерланиус. – И этот подох!
Трехнедельные труды насмарку.
Да, ему явно не повезло с миром.
Если бы тут водились П'тилай-йи, дети Спящего в Бездне, можно было бы договориться с ними. Будь тут возможность получить нормальное оборудование и имейся у него чуть больше Силы, и проблем не было бы никаких. Тогда бы он легко сотворил первоклассного хурсарка.
Но запаса собственной маны у него до обидного мало, и расходуется она здесь ох как быстро, так что потом приходится долго ее восстанавливать, заимствуя из других «источников». От иных миров здешняя галактика почти отрезана (так и напрашивается – запечатана), а местные носители Силы на редкость злобные создания и упорно отказываются добровольно повиноваться чужаку или делиться с ним магической энергией. И нет здесь ни могучих Глубинных, ни злобных дроу.
Хорошо хоть морские гады слушаются. Да и то проколы бывают. Вот, например, как на днях с этим безмозглым кракеном. Кто же знал, что на него так гипнотически подействует обычное заклинание, пропетое мальчишкой.
Быстрее бы добраться до Книги. Без нее совсем туго.
Правда, аборигены научились неплохо мастерить зомби – но как воины те бесполезны.
А ему нужны именно воины.
«Эх, какой был экземпляр», – с грустью посмотрел Мерланиус на дело своих рук и ума.
Амфибия, способная жить и на суше и под водой, шкуру возьмет только лучший булат, бегает вдвое быстрее лошади, а реакция – четырехкратная человеческая! И к тому же отчаянно храбрая и не имеет мозгов!
К сожалению, настоящую армию из подобных монстров не сформируешь – магические твари бесплодны, но, по крайней мере, обзавелся бы отрядом превосходных и почти неуязвимых бойцов, одним своим видом внушающих страх.
А такой отряд может очень пригодиться.
Еще раз посмотрел на могучую тушу, уже начавшую разлагаться.
Немножко от морского тритона, малость от крокодила, чуть-чуть от африканского токолоша (ох, и попотеть же пришлось, чтобы поймать эту нечисть). И остальное – от человека. Сколько трудов и Силы потрачено, чтобы срастить в единую плоть эти разнородные элементы, как пришлось повозиться с инкубатором, а в результате – мало того, что тварь подохла почти сразу после оживления, так еще оказалась склонной к неповиновению.
Ну это у нее от человека – люди всегда были и будут дикими и необузданными.
Мерланиус взмахнул посохом, намереваясь уничтожить плоды своих неудачных трудов. Но ничего не вышло – лишь на секунду зажегся слабый ореол вокруг огромной массы мертвой плоти.
Зато запах резко усилился.
Зажимая нос, верховный понтифик поспешил убраться из пещеры.
Глава 8БОЛЬШОЙ ОБЛОМ
– Как так, все места заняты?! – возмущалась Орланда, грозно наступая на простата. – Мы что, в цирк собрались на гладиаторские бои? Или в театр на премьеру новой пьесы Ромула Виктуса?!
– И вообще, что здесь у вас за бардак?! – приступала с другого бока Орландина.
Бедный простат – жрец Аполлонова святилища, заведовавший хозяйством, – не знал, куда спрятаться от напористых близняшек.
А тут еще за их спинами маячит толстый усатый мужик, вооруженный мечом, а с ним нахальный юнец, презрительно кривящий губы и посверкивающий голубыми глазами. Не говоря уж о наглом осле, скалящем зубы; рыжей, бесхвостой, волосатой и (чудны дела твои, Феб-милостивец) рогатой обезьяне, что-то лопочущей на своем зверином языке, и злобной крысе, сидящей на плече одной из сестер и истерически визжащей на весь храм.
