На самом же деле у достаточно подозрительного «важняка» были и свои соображения пока оставить Нертова на свободе — уж очень настаивал на аресте подозреваемого прикомандированный оперативник. Даже слишком активно настаивал. Одним словом, перестарался. Разобраться, почему Санькин буквально спит и видит за решеткой гражданского мужа Климовой, времени у Латышева пока не было. Но тоже только пока. Он знал, что просто так ничего не бывает, а потому не исключал, что некто, выйдя на опера, участвующего в расследовании, пытается влиять на исход дела. Но Аркадий Викторович отнюдь не был настроен потакать чужим желаниям и рассчитывал, что если окажется прав, то будет предпринята очередная попытка посадить Нертова. «А вот если будет, то я точно пойму — парень невиновен и его подставляют, — рассуждал Латышев, — это может помочь найти настоящего убийцу. А ежели все будет тихо… В общем, поживем-увидим».
Как бы то ни было, но к мнению «важняка» прислушались. Учитывая, что взрыв у кладбища имел большой общественный резонанс, то и выбить под раскрытие этого дела «наружку» не составило большого труда. Труднее было сторговаться с милицейским начальством о сроках, но и этот вопрос был решен к всеобщему удовольствию…
Обо всех этих перипетиях Алексей не ведал, но интуитивно почувствовал, что играть в открытую с наружным наблюдением не стоит. Не знал он и о том, что произошло сегодня с неким журналистом Банановым, тем самым, которому покойный Щучкин давал задания по написанию «антитранскроссовских» статей…
* * *
— И запомни: если вместо своего поганого досье ты притащишь мне ментов — это будет последняя пакость с твоей стороны, — мужчина сделал паузу и пристально взглянул на собеседника, а его глаза, напоминавшие взгляд побитой собаки, как у героя Сталлоне — Рэмбо, вдруг показались Леониду Бананову мертвыми. Точнее, мертвыми были не сами глаза, а то, что в них — Бананов поежился, поняв, что его гость и правда ни перед чем не остановится, если не получит злосчастные документы. Несколько дней назад журналист готов был отдать заветное досье даже обыкновенным разбойникам, а тут сразу видно — серьезные люди.
Но, хватаясь за последнюю соломинку и стараясь внешне сохранять независимость, Бананов заявил, мол, досье спрятано далеко, за городом, через час у него отходит поезд, на котором он поедет в командировку, в Москву. А поэтому к назначенному сроку привести документы просто невозможно.
— К тому же, почему вы считаете, что я обязан вам что-то давать? — слабо попытался артачиться Леонид, уже смирившись в душе с необходимостью подчиниться странному гостю. — Я вас не знаю, представьте, что бумаг никаких у меня нет и, кстати, если вы попробуете воспрепятствовать законной деятельности журналиста…
Договорить он не успел, так как Рэмбо схватил его пальцами за кадык, а другой рукой сильно толкнул в затылок так, что нос Бананова с размаху ткнулся в стоящую на столе тарелку с остатками яичницы. Журналист захрипел, чувствуя, как пальцы собеседника превращаются в пыточные клещи, все сильнее сжимая шею, но Рэмбо, оттянув другой рукой за волосы голову Бананова назад, еще раз со всей силы ткнул ее в стол так, что на него тут же закапала кровь из разбитого носа.
Не отпуская собеседника, Рэмбо выдавил из себя, даже, точнее, прошипел: «Задавим-м. Ты понял, пис-сака хренов?» — и пальцы, будто выискивая более удачные лады на грифе гитары, пробежались по кадыку, замерев на нем снова.
Журналист теперь чувствовал только ужас, представляя, как эти железные пальцы надавят чуть сильнее. И тогда… тогда очередное дело об убийстве зависнет «глухарем» или, как говорят в Москве, «висяком». И это будет не страшилка из желтой прессы, а самое натуральное дело, возбужденное по факту убийства Леонида Бананова, молодого и талантливого корреспондента, печатающегося в ряде известных газет.
— Моргни, если понял. Только медленно, — потребовал мучитель, и Бананов послушно закрыл глаза…
Оставшись через некоторое время в одиночестве и судорожно, одним глотком вылив в себя недопитый коньяк, Леонид еще раз попытался разобраться в происшедшем.
День начался очень неплохо. Около одиннадцати Бананов, как обычно по дороге на работу, заскочил в кафешку на улице Ломоносова, где поправил здоровье стаканчиком винца. Потом, с потеплевшими глазами, ему удалось проскочить мимо бдительного милиционера в здание Дома печати, и это тоже было удачей, так как на днях Бананов где-то потерял пропуск, а со стражами порядка из вневедомственной охраны обычно фокусы проскочить «на халяву» не проходили. Докладывать же об утере служебного удостоверения не хотелось. По крайней мере сегодня, когда должен был решаться вопрос о командировке.
Но главный редактор газеты, с которой Леонид сотрудничал, предложил съездить в Москву именно ему, чтобы сделать интервью с одним политическим лидером, перебравшимся в первопрестольную из слякотного Питера. Естественно, Леонид согласился — подобную возможность упускать не следовало, тем более, что «эксклюзивное» интервью можно было бы, чуть переделав, отдать еще в несколько изданий.
Он уже собрался убегать из Дома прессы, когда затренькал мобильник. Неизвестный предложил Бананову срочно встретиться, чтобы рассказать о неком грандиозном скандале, который вот-вот грянет на политической арене города. Леонид, прекрасно зная, что из подобных звонков в лучшем случае каждый сотый может принести хоть какую-то пользу, хотел отказаться. Но собеседник заверил, что при встрече передаст «важные документы», изобличающие преступную деятельность…
От услышанной фамилии одного из городских руководителей и последовавшего затем намека на имевшие место события Бананов чуть не поперхнулся. Дело в том, что в бережно собираемом журналистом досье на всяких политиков, подобный факт уже был помечен. Правда, пока бездоказательно, а значит, пускать его «в народ» было нельзя. Теперь же удача, казалось, сама лезла под перо. И журналист согласился.
Встречу назначили через час в одном ночном клубе. Неизвестный успокоил Бананова, сказав, чтобы тот при входе назвал свою фамилию, дескать, его пропустят внутрь, несмотря на неурочное время. И действительно, когда Леонид, постучал в зеркальное стекло обитых старинной бронзой дверей, коротко стриженный «бычок», выполнявший по совместительству роли вышибалы и лакея, без лишних вопросов пропустил его в роскошное заведение.
В небольшой комнатке, куда провели Бананова, журналиста уже ждал похожий на Рэмбо незнакомец. Сначала ничего не предвещало беды. Леониду даже принесли приличную порцию коньяка. Правда, на закуску дали почему-то яичницу, но Рэмбо, улыбнувшись, сокрушенно посетовал, дескать, еще не вечер, а потому кухня не работает. «Но, как говорится, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда», — засмеялся незнакомец, — предлагая журналисту перекусить.
В ходе разговора довольно быстро выяснилось, что никакого компромата никто давать Бананову не собирается, а вот от него потребовали неизвестно почему отдать полностью все материалы, бережно собираемые Леонидом на известных людей.
Этими материалами, а точнее, компрометирующим досье, которое Бананов время от времени использовал в работе, журналист чрезвычайно гордился, хотя о существовании досье старался никому не рассказывать. Но оказалось, что Рэмбо достаточно осведомлен о делах Леонида. Например, живо напомнил, что тот недавно участвовал вместе с покойным коллегой Щучкиным в «разоблачительной» акции, касающейся известной в городе фирмы «Транскросс».
