Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 175
Наряду с некоторыми другими обстоятельствами все это способствовало усилению «отрицательных» настроений и недовольства личного состава РККА (см. табл. № 1).
Таблица 1[14]
Учтенные особыми отделами факты «отрицательных» настроений и недовольства личного состава РККА
В «Отчете об отрицательных явлениях в РККА за 1933 год» приведена специальная диаграмма, отражающая динамику и характер отрицательных проявлений (высказываний) в армии. Из нее явствует, что общее количество отрицательных высказываний с 313 762 в 1932 г. выросло до 346 711 в 1933 г. Львиную долю среди них (61,8 % в 1932 г. и 60,5 % в 1933 г.) занимали антиналоговые, антиколхозные и другие высказывания против политики партии и правительства, главным образом в области переустройства деревни, однозначно квалифицированные Особым отделом как «антисоветские». Были «засечены» и такие высказывания, как угрозы начсоставу, – они сократились на 10 % (с 6191 факта до 5574). Уменьшилось на 18 % и число повстанческих высказываний (с 5054 фактов до 4148). Характерно, что довольно часто фиксировавшиеся в 1932 г. антисемитские проявления, в 1933 г. были лишь единичными102. Всего в течение 1933 г. были замечены в отрицательных высказываниях 230 080 красноармейцев и краснофлотцев, 48706 человек младшего начсостава и 55 777 лиц среднего комначполитсостава103, т. е. до 60 % по отношению ко всему личному составу РККА в то время.
Именно в 1933 г. резко возросло количество изъятого из частей РККА «социально чуждого элемента»: с 3889 человек в 1932 г. до 22 308 человек. По социальному положению и мотивам изъятия в 1933 г. они распределялись следующим образом: кулаков – 11 103 человека, бывшее духовенство – 427, политически неблагонадежный элемент – 8828 и прочих – 2400 человек. По служебной принадлежности больше половины изъятых составляли красноармейцы переменного состава (12 199 человек), красноармейцев кадра было изъято 7143, младшего начсостава – 1361 и начсостава – 1125 человек104.
Анализ практики военно-судебных органов в РККА за первый квартал 1933 г. показал значительный рост (по сравнению с первым и четвертым кварталами 1932 г.) судимости кадрового состава в РККА, в особенности начсостава. 10 июля 1933 г. Военная коллегия Верховного суда СССР и Центральная военная прокуратура рассылают циркуляр № 0016/00103, в котором указывается, что такое явление «находится в несоответствии с решающими успехами социалистического строительства». «Надо помнить, – говорилось в циркуляре, – что нам нужна четкая классовая политика в репрессиях, что «нам нужно репрессивные меры применять таким образом, чтобы при наименьшем применении их достигнуть наибольшего эффекта. А это значит, что «репрессия должна быть крепка и метка» (Постышев). Мы должны реализовать в нашей работе ленинский лозунг «Лучше меньше, да лучше»… Военно-судебные органы должны изжить проявляющееся в отдельных звеньях судебной системы увлечение такими острыми формами репрессии, как расстрел, к которым сейчас мы должны, как правило, прибегать лишь в исключительном случае…. Слишком широко применяется Военно-судебными органами лишение свободы на большие сроки. Надо шире практиковать применение мер репрессий, не связанных с лишением свободы (особенно в отношении начсостава), например, условное осуждение»105.
Этот документ убедительно доказывает, что проведение массовых репрессий по отношению к различным категориям личного состава РККА практиковалось повсеместно и в первой половине 30-х годов. И вместе с тем было бы неправильно работу Особых отделов НКВД в это время изображать в одном черном цвете. Страна наша действительно находилась в неприкрыто враждебном капиталистическом окружении и являлась объектом непрерывной «работы» зарубежных разведок. Особое внимание уделялось приграничным военным округам – Украинскому, Белорусскому, Ленинградскому и Дальневосточному краю. Только за один 1933 г. по этим округам в общей сложности была вскрыта 51 диверсионно-повстанческая организация и 106 шпионских резидентур, было арестовано 20 133 человека, в том числе 445 агентов разведок, прибывших непосредственно из-за кордона106. Всего же за 1933 г. по линии Особых отделов за шпионаж и диверсионно-повстанческую деятельность, связанную с работой иностранных разведок, было арестовано 23 190 человек, из них военнослужащих – 224 (0,9 % к общему числу арестованных) по сравнению с 8599 (из них военнослужащих 113 человек, или 1,3 %) в 1932 г.107
Трудно сейчас, спустя 60 с лишним лет, без специального исследования определить, насколько правомерны были все эти аресты. Но пока совершенно бесспорным является то, что японская, финская, польская и германская разведки в эти годы вели усиленные действия, направленные на Советский Союз в целом, на Красную армию в особенности. В то же время никакими достоверными данными, которые свидетельствовали бы о каких-либо извращениях в деятельности Особых отделов по противодействию «работе» иностранных разведок в эти годы мы в настоящее время пока не располагаем. Это обстоятельство важно подчеркнуть. Оно поможет читателю понять, что к середине 30-х годов Особые отделы не только обладали, по сути, неограниченными и неконтролируемыми полномочиями, но и накопили определенный деловой авторитет.
Тем более гнетущее впечатление на высшее руководство страны производили систематические доклады ОГПУ о «вскрытии» в РККА различных новых «контрреволюционных группировок». Если число военнослужащих, арестованных за «шпионаж и диверсионно-повстанческую деятельность», было в 1932 г. сравнительно незначительным (113 человек), то общее количество военнослужащих, привлеченных «за различные контрреволюционные преступления», в этом году составило 2811 человек, а количество ликвидированных контрреволюционных группировок» – 208. В 1933 г. общая численность привлеченных военнослужащих несколько уменьшилась (2390 человек), но количество ликвидированных контрреволюционных группировок возросло до 369108. Одной из таких «раскрытых и ликвидированных» в 1933 г. была «контрреволюционная группа в МВО», именовавшая себя «Русской фашистской партией», во главе которой стоял член ВКП(б) с 1918 г. преподаватель Военно-инженерной академии РККА В.Н. Ахов (ранее работал начальником моботдела ВСНХ СССР)109.
Размах политических репрессий в РККА значительно возрос после убийства С.М. Кирова. В непосредственном участии в этом убийстве никто из военнослужащих вроде бы не обвинялся, но всех, кто позволил себе сказать о нем не строго по официальной версии, как правило, «забирали». Мне пока не удалось выявить, сколько же их было в этом «кировском потоке», но, судя по некоторым документам, счет шел на десятки и на сотни человек.
Присвоение персональных военных званий в 1935–1936 гг. явилось важным этапом в укреплении положения комначсостава РККА. Но, по мнению многих командиров, оно явилось и своеобразной чисткой армии. Значительно сужен был контингент лиц, отнесенных к командному составу. Сюда теперь входили командир, его заместитель по строевой части и начальник штаба. Все остальные получали военные звания интендантского, инженерного и т. п. состава. У профессиональных военных это вызывало значительное недовольство. Многие получили персональные военные звания и соответствующие им знаки различия значительно ниже носимых ранее по занимаемой должности и соответствующей ей служебной категории. Преподаватель Военно-химической академии Какоулин заявил по этому поводу: «Молодею с каждым днем, скоро буду лейтенантом»110. Недовольство высказывалось и в сфере высшего комсостава. Начальник кафедры тактики Военно-транспортной академии В.С. Лазаревич был явно раздосадован тем, что ему присвоили звание «только» комдива. На просьбу дать материалы для командирской учебы он заявил: «Я теперь комдив, и с меня спрашивайте только как с начальника кафедры, больше я ничего не знаю»111.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 175
