Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
Второй класс печатей, выполненных в форме круглых штампов, ставит художественную проблему. Несмотря на то что на многих изображены приблизительно такие же композиции, что и на цилиндрах, хотя и без царских тем, также многочисленны печати с вырезанными одиночными фигурами в греческом стиле. До сих пор точно неизвестно, являются ли печати этого типа работами греческих резчиков, проживавшими в Персии, или опытных персидских художников, у которых греки научились этой технике. В целом, однако, поскольку греческие у них именно одежда и черты лиц, тогда как фигуры в большинстве случаев изображены в восточном стиле, вероятность того, что они произведены школой резчиков из Малой Азии, нельзя исключать.
То, чего недостает ахеменидскому искусству в оригинальности и выдумке в печатях и других изделиях малых ремесел, оно компенсирует высоким техническим мастерством. Последние годы принесли на рынок античности впечатляющее число новых находок, превосходно сохранившихся и поражающих своим совершенством: украшенные орнаментом металлические чаши и вазы, амфоры с носиками в ручках, риты, или рога для питья, металлическая гарнитура для мебели, декоративные украшения, резные каменные кубки, статуэтки из лазурита, стеклянные изделия и текстиль. Кроме самой Персии, новые образцы обнаруживались в Греции, Турции, Вавилонии, Сибири, на Кавказе и Алтае, дополнив известные изделия из Египта, Палестины, Сирии и Пакистана. Большинство из них – настольные изделия золотой и серебряной торевтики, искусства, в котором Ахемениды особенно выделялись.
Богатство персидских обеденных сервизов производило глубокое впечатление на греков и особенно на умеренных спартанцев, чей полководец Павсаний после сражения при Платее приказал устроить пир как в спартанской, так и в персидской манере, с использованием царского шатра и трофейных приборов персидских военачальников. Таково было ослепительное великолепие изобилия чаш, лож и экзотических блюд персидского стола, что Павсаний, созвав своих генералов, воскликнул: «Мужи Эллады, я созвал вас, поскольку жажду показать глупость вождя мидян, который, имея такое вот снабжение, как вы видите, пришел сюда, чтобы отобрать у нас столь скромную провизию». Это была посуда, из которой персы пили у себя на родине прославленное ширазское вино. На некоторых табличках Персеполя упоминаются виноторговцы и давильные прессы, и имеются свидетельства, что вино ширази было знаменито даже тогда, хотя Страбон пишет, что цари Суз пили вино галубион из понтийского винограда, выращенного в сирийском Галване. Следовательно, между любителями вина и работниками по металлу возникли благоприятные отношения.
Судя по табличкам из сокровищницы и надписям дворца, главным образом именно египтяне нанимались вместе с мидянами для выполнения работ по золоту и серебру. На самом деле для обработки в Сузах серебро привозили из Египта, а золото – из Бактрии и Сард. Сарды контролировали греческие золотые прииски на острове Тасос и реке Пактоле, Бактрия – недавно открытые запасы золота в Сибири, уже эксплуатируемые скифами. Египетское влияние на ахеменидскую торевтику можно проследить несколькими специальными способами, но до сих пор никаких точных и прямых предшественников ахеменидских неглубоких чаш для питья с лепестковым рифлением и яйцеобразными выпуклостями в Египте не обнаружено. Идея о серебряной посуде для вина принадлежала египтянам, и образцы неглубоких чаш для питья в форме цветков лотоса широко распространены в Египте с эпохи XVIII династии, но неглубокие бронзовые чаши с радиальным рифлением обнаружены в Сузах времен ранних династий и имелись в ассортименте Луристана. Хотя фаянсовые чаши с радиальными стеблями лотоса известны с эпохи XXV династии, по-видимому, за пределами Египта произошли события, приведшие к увеличению промежутков между лепестками и формированию яйцеобразных выпуклостей. Вероятно, египетские мастера по серебру, работавшие в Персии, объединили египетскую чашу с цветком лотоса с рифленой иранской чашей. По технике с чашами тесно связаны круглые фляги с загнутыми наружу ободками и цветами лотоса, покрывающими корпус. Эта форма обнаружена на серебряной посуде XXV династии и в кладе серебряных изделий XIX династии в египетской Телль-Басте, состоящем из фляг с ободками и кувшинов для вина, имеющих шаровидные рифленые корпусы и ручки в форме прыгающих козлов. Именно с них Ахемениды скопировали ручки своей посуды, выполненные в виде животных, но в настоящее время существует значительный временной интервал между персидской посудой и ее египетскими прототипами. Хотя с вероятностью высокой степени зависимости от египетского стиля мы не можем сейчас указать примеры египетской торевтики VI в., которые могли быть посланы в Персию. Как фляга с ободком, так и неглубокая чаша для вина обнаружены среди ассирийской керамики эпохи Саргона, и, несомненно, они были распространены в виде металлоизделий в Месопотамии до времени Ахеменидов.
Звериный стиль – это общая проблема, стоящая перед всяким обсуждением ахеменидской металлургии. В отличие от скульптуры малые искусства металлообработки, по-видимому, не изменялись в течение долгого периода, чтобы в конце концов раствориться в стилях античного мира. Почти все изделия невозможно датировать. Однако поскольку теперь у нас появились ценные работы из Зивие, принадлежащие доахеменидской эпохе, и замечательно сохранившиеся экземпляры из Хамадана, мы в состоянии увидеть значительную эволюцию и непрерывность стиля и можем оценить тесные связи между малыми искусствами Ассирии и ахеменидской Персии более точно, чем это сделали в 1938 г. авторы «Исследования персидского искусства» под редакцией Попа. Теперь не кажется неразумным предположение, что большее приближение стиля изделия к Зивие означает принадлежность к более ранней эпохе, а находки из Хамадана, поскольку они происходят из старой столицы Мидии, отражают архаическое мидийское искусство, предшествовавшее ахеменидскому искусству. На другом конце шкалы времени ахеменидский звериный стиль поглощается ионийскими и крымско-греческими орнаментами IV в. до н. э., а еще позднее, в III в., эволюционирует к скифо-сарматским стилям Южной России. Таким образом, появляется полезная полярность, имеющая некоторую вероятную, но неопределенную хронологическую ценность.
Теперь можно видеть, что стилизованные узоры шерсти, формально обрисованные мускулы и изогнутые шеи изображенных животных в камне и металле взяты от быков и львов с поджатыми конечностями, на спинах которых стояли урартские боги, как на четырех бронзовых статуях, бывших когда-то, как продемонстрировал Барнетт, частью огромного трона из Топрак-Кале на Ване. Бронзовый лев из Анзавура на Ване является прямым прообразом, даже по своим пропорциям, львов-рит из музея Тегерана и Метрополитен-музея (см. ниже). То же складчатое ухо, сморщенный нос и воротник шерсти вокруг морды. Даже стилизованные в форме «колокольчиков» очертания вытянутых передних лап. Очевидна взаимосвязь грифона с ритона из Галереи Бейелера с грифонами Урарту и Зивие, и, вообще говоря, Ахемениды, отдавая предпочтение животным с поджатыми ногами и чудовищам составной формы, кажется, следовали не ассирийским, а в большей степени урартским вкусам (рис. 32). Чудовища грифоны и рогатые львы были характерны для Урарту, и хотя урартские животные обычно не имеют крыльев, крылатые львы представлены на нескольких гравированных бронзовых пластинах из Алтын-Тепе с озера Ван. Мы пока не можем проследить подробно передачу этого звериного стиля через мидийское искусство, но распространение урартского влияния на маннейскую и мидийскую территории очень заметно в кладе Зивие. Совершенно ясно, что именно мидянам, следовавшим луристанской идее, ахеменидское искусство обязано характерным соединением спинами происходивших из Урарту зверей, поскольку этот мотив можно проследить вплоть до ранних печатей в Сузах. На самом деле, однако, двойные протоми животных в малых искусствах распространены вовсе не так широко.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 38
