В это время шла дискуссия по поводу развития уральской и сибирской металлургии, в которой руководитель комиссии по металлургии Госплана УССР Я. Б. Диманштейн доказывал невозможность и нерентабельность создания уральской и сибирской металлургии и призывал практически всю выплавку сосредоточить на Украине. Диманштейн формулировал свои выводы очень резко: «Не только урало-кузнецкий проект, в разных его вариантах, но и всякая концепция создания на Урале металлургии, работающей на сибирском топливе, представляется бесконечно вредной»[96]. Его аргументация была разбита детальной проработкой плана Урало-Кузнецкого комбината и в особенности предложением Н. Н. Колосовского. Победа Уралплана в этой дискуссии открыла путь к развитию новой угольно-металлургической базы, исключительно важной для военно-хозяйственных целей. На основе этого опыта планировались и другие угольно-металлургические базы, в частности Северная, на кольской руде и воркутинском угле.
Трудности на этом не закончились. Дело в том, что до момента пуска Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов вся выплавка чугуна в мире велась в районах, климат которых был просто курортным по сравнению с уральским и сибирским. В приморских районах Великобритании, Франции, Германии даже зимой было тепло. Американские районы развития черной металлургии, например штат Пенсильвания, подальше отстояли от моря, чем европейские, однако из-за влияния Великих озер климат и там был весьма хорош. Зимой температуры в этом штате редко опускаются ниже -4 °C, а средняя зимняя температура +1 °C. Это прохладная зима по американским меркам. Просто удивительно, что практически вся мировая черная металлургия, производившая основной объем металла, находилась в зоне с примерно равными средними зимними температурами: Великобритания + 4 °C, северная Франция, Бельгия +2 °C, Западная Германия (Эссен и Аахен) +3 °C. Япония была, пожалуй, самым холодным местом развития черной металлургии, и средняя зимняя температура на о. Хонсю была -5 °C.
Урал и Кузбасс – совсем другое дело. Средняя зимняя температура составляла -11 °C, а резко континентальный климат приводил к резкому колебанию температур и сильным морозам в годы первой пятилетки до -35-40 °C. Столь же сильно изменялось атмосферное давление, которое падало, когда приходил циклон, и поднималось, когда приходил арктический антициклон с ясной и холодной погодой. На работе доменной печи все это отражалось не лучшим образом.
В общем, иностранные специалисты считали, что плавить чугун зимой на Урале и Сибири, особенно при сильных морозах, невозможно. У них просто не было такого опыта. Между тем первые домны Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов не только были выстроены по лютому холоду, но и задувались в морозы. Так, в январе 1932 года консультант Магнитостроя Хейвен даже писал Г. К. Орджоникидзе с просьбой отложить пуск доменной печи до теплой погоды и обосновывал, почему на морозе нельзя плавить чугун. Орджоникидзе ему в этом отказал. При -35 °C начались подготовительные работы, завалка шихты, розжиг печи. При этом замерзали системы охлаждения домны, которые спешно продувались горячим паром. 1 февраля 1932 года первая магнитогорская доменная печь дала свой первый чугун – вопреки всей мировой практике в черной металлургии[97]. Правда, через полтора месяца после пуска домны, в марте 1932 года, мороз взял свое: замерзла система охлаждения, в печи металл прожег футеровку, и домну пришлось остановить на ремонт. Обращение с охладительными системами зимой потребовало определенного опыта и искусства, но первая магнитогорская доменная печь принципиально показала возможность плавки чугуна в суровых уральских условиях. До аварии домна вышла на проектную мощность.
Пуск первой доменной печи Кузнецкого комбината прошел тоже по холоду, хоть и не столь сильному, поскольку дело было в начале апреля 1932 года, и обошлось без драматических происшествий. Кузнецкие домны мороз настиг в январе 1933 года, когда смерзлись механизмы подачи и завалки руды, а потом, при взятии печи на тягу, произошел сильный взрыв, наполовину разрушивший дымовую трубу. Американские консультанты тут ничего не могли посоветовать, поскольку на их заводах механизмы не замерзали. В ту же самую холодную зиму 1932/33 года лихорадило и магнитогорские домны. Резко упала выплавка чугуна, из водопроводов системы охлаждения текла вода, которая замерзала огромными сосульками, ломавшими конструкции, а в конце января 1933 года намертво смерзлись механизмы, которые удалось привести в порядок только через месяц.
Мало того что советская черная металлургия имела меньшие и невыгодно расположенные запасы железной руды и угля, так еще пришлось опытным путем осваивать выплавку чугуна в такие холодные зимы, о которых иностранные специалисты не могли и помыслить.
На вторую пятилетку, как уже говорилось, была поставлена задача прирастить запасы угля и железной руды. В 1932 году было решено, что в ходе второго пятилетнего плана советские геологи должны были разведать запасы в 3 млрд. тонн железной руды и 10,8 млрд. тонн каменного угля[98]. Советские геологи поработали на славу и перевыполнили эти планы в совершенно невероятной степени. По итогам работ получилась следующая картина, которую можно отобразить в таблице:
* –[99]
** –[100]
В эти цифры можно и не поверить, настолько они велики. Однако же это реальность. Были открыты и учтены колоссальные запасы железистых кварцитов, которые содержат от 25 до 40 % железа: Кривой Рог, Курская магнитная аномалия и Кольский полуостров. Криворожское месторождение, которое в конце 1920-х годов даже считалось близким к исчерпанию, после этих работ стало крупнейшим в мире. Железистые кварциты добавили к примерно 1 млрд. тонн богатой руды еще около 20 млрд. тонн руды, или примерно 7,5 млрд. тонн чистого железа. После войны были открыты также криворожские железистые роговики, с запасами 16,9 млрд. тонн.
В общем, по СССР набралось 256,5 млрд. тонн железистых кварцитов, что по ресурсам железной руды вывело СССР в абсолютные мировые лидеры, на советские ресурсы приходилась примерно половина мировых запасов, а американские запасы были в 2,5 раза меньше.
