Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Софья повела плечом, словно говоря: «Подумаешь, тоже мне постыдная фантазия!»
Будто перескочив самое сложное, молодой человек заговорил быстро-быстро:
– И вот на новой выставке «моего» художника я увидел точь-в-точь ту самую картину. И девушка чрезвычайно походила на ту, что меня отвергла, и негры, обнимавшие ее, оказались словно из моих фантазий… И на выставке было еще несколько картин – будто срисованных у меня из мозга, причем из самых дальних, потаенных его уголков!..
Юноша прерывисто перевел дыхание.
– После этой выставки я не стал искать художника, добиваться встречи с ним, выяснять отношения… Я вышел из зала и побрел по городу куда глаза глядят… Была зима, с Невы и с залива задувал ледяной ветер… Я понимал, что вмешательство художника в мою личную жизнь становится серьезным… Плацдармы, которые он захватывает в моей голове, расширяются… Я не знал, чем его вторжение кончится, но динамика процесса мне совершенно не нравилась. Я уже не хотел разбираться в том, что происходит. Задача отыскать истину померкла в свете другой, а именно: оказать сопротивление чужой воле. Поставить заслон на пути проникновения чужого разума в мой мозг… В конце моих брожений по городу, на ледяном невском ветру – я даже не замечал холода, – меня вдруг осенило: если художник каким-то загадочным образом умеет проникать в меня – в мои сны, в тайники сознания, – то наверняка между нами существует обратная связь. В природе не бывает взаимодействий без обратной связи! Это закон физики, и я очень хорошо его знал. Другое дело, что обратная связь может быть слабо выражена, но существует она всегда. В данном случае это означало: раз художник имеет возможность проникать в мой мозг (прямая связь) – значит, и я тоже могу воздействовать на него!.. Эта идея мне понравилась. Сработает она или нет, я не знал, но выглядела она красиво (а я, как математик, умею ценить красоту гипотез). Она меня очень вдохновила. Я бросился домой. Мне хотелось поскорей воплотить ее в жизнь.
Софья украдкой посмотрела на молодого человека. Взор ее выражал восхищение. Давненько ей не встречались люди действия. Те, кто не размышляет попусту о том, что хорошо и что плохо, а способен выйти на бой и оказать сопротивление врагам или судьбе. Одним таким человеком в ее жизни стал Аркадий. И вот второй подарок – Дима. Но он моложе Аркадия, красивее и, кажется, умнее… А Аркаше явно не нравится то, с каким вниманием она слушает студента. Да и сама ситуация будоражила Софью: ночь, костер, рядом трое мужчин, и кое-кто из них в нее почти влюблен.
А Дмитрий продолжал – его, кажется, тоже вдохновляло всепоглощающее внимание Софьи:
– Моя семья жила, слава богу, в отдельной квартире, в доме с паровым отоплением. Объяснив тем, что я закоченел на улице (что было правдой), я решил принять горячую ванну. Скрывшись от домашней суеты и криков моих братьев, я погрузился в теплую воду и стал вызывать в воображении образ художника. Это мне хорошо удалось: полненький, лысый, суетливый неряха-бородач… И тогда я стал призывать на него все казни египетские… Я воображал, как его режут ножом, четвертуют, отрубают ему голову… Я неотступно думал о нем весь вечер и хотя, как ни странно, не испытывал к нему никакой ненависти, с удовольствием навлекал на его голову все возможные кары… А ночью художник мне приснился – своими напряженными мыслями о нем я как будто вызвал его. Сон был очень реалистичный. Я увидел, что художник в одной нательной рубахе, босиком стоит у кирпичной стены. Напротив него – взвод солдат. Ружья они держат на изготовку. Звучит команда: «Пли!», – и раздаются выстрелы. Рубаха на груди художника окрашивается красным. Он падает наземь. Его тело дергается, он умирает – и в этот миг превращается в плоского человечка с одутловатым лицом из моих «муравьиных» снов. И тут я пробудился, весь в поту. Наяву мне стало одновременно и жаль художника, и почему-то радостно от того, что произошло. Однако то был просто сон. Ведь даже если пресловутая обратная связь между мною и им существует, вряд ли мои кошмары могли бы нанести ему реальный вред…
Дмитрий сделал паузу. Ночь расстилалась над горами. Четверо человек, как и тысячелетия назад, жались к костру. Как и древние люди, огнем они отгоняли диких зверей, а историями – сон и страх. И казалось, что на дворе не просвещенный двадцатый век, а доисторические времена, когда охотники в шкурах вот так же коротали время до рассвета, охраняя сон племени и сберегая драгоценный огонь…
– Назавтра, – продолжал студент, – я снова пошел на выставку моего недруга. Клянусь, у меня не было никакой задней мысли. Просто хотелось еще раз посмотреть его работы, имевшие отношение ко мне. Однако я наткнулся на запертые двери. Рукописное объявление извещало, что выставка закрывается – без объяснения причин. Через окно я увидел, как служители снимают со стен картины и составляют их в угол. Я постучал и попытался выяснить, отчего экспозиция закрыта, – однако никто не смог или не захотел мне ответить. Может, возникла у меня шальная мысль, подействовали мои видения, которыми я вчера распалял себя? Я отбросил эту идею. Маэстро, хоть и выкрадывал непонятным способом свои картины из тайников моего подсознания, в сущности, не нанес мне никакого вреда или ущерба. А вот закрытие выставки на второй же день могло означать, что художник впал в немилость и его ожидают неприятности. У меня даже был порыв броситься к нему на квартиру, объясниться… Но я остановил себя. Что я мог сказать ему? Выразить свое сочувствие? Повиниться? Или заверить, что я не имею отношения к его неприятностям?.. Глупо! Конечно, я не стал этого делать… А дальше… Моя жизнь потекла своим чередом, но мысленно я постоянно возвращался к художнику, его картинам, моим снам, закрытой выставке… И тем видениям, что я насылал в ту морозную ночь на голову живописца… Разумеется, я больше ни разу не повторил в своем воображении тех казней, что творил над ним…
– Ну и напрасно, – вдруг звучно произнес Аркадий. – Твоя позиция характерна для интеллигенции. Вы своей мягкотелостью всегда только портите смелые начинания – порой свои же собственные.
Софья живо повернулась к Аркадию:
– А ты? Как бы ты поступил на его месте?
– А я, – рубанул Аркадий, – считаю, что сказавши «а», надобно говорить и «бэ». И если ты встал на дорогу возмездия – следует пройти свой путь до конца.
– Но я и без того, оказывается, отомстил художнику, – грустно произнес Дмитрий. – И отомстил совсем несообразно вине.
Старик устремил на молодого человека проницательный взгляд.
– Почему вы так решили?
– Мне тяжело говорить об этом… Но… Сказать надо… – пробормотал он. – Словом, через два дня я ехал в трамвае. И случайно услышал один разговор… Его вели двое мужчин явно богемного вида. Такие, знаете, в беретках, очках, с бородками… И вот один из них сказал другому: «А знаешь ли ты, что имярек, – тут он назвал фамилию „моего“ художника, – совсем плох?» «Что ты говоришь! – чуть ли не с радостью воскликнул второй. – А что с ним?» – «Выставка у него всего один день провисела, а когда вечером позвонили из Смольного и велели ее закрыть – его той ночью кондрашка-то и хватила. Обширный инфаркт. Вряд ли выкарабкается…»
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
