— Петрониус, — воскликнул он, — очень похоже на мою фамилию.
— Вы ушли слишком далеко, — сказала Тамара. — Петербург должен быть несколькими страницами прежде.
— Петроний, — продолжал Петров, — римский поэт, автор первого западноевропейского романа. Ему было приказано кончить жизнь самоубийством, когда он был заподозрен в заговоре против императора. Последние часы своей жизни он провел в развлечениях, всевозможных удовольствиях и составлении описания Нероновых оргий.
— Удивительно, — сказал Петров, — я никогда не слышал о таком человеке. Видите, за какие-нибудь три минуты, может быть даже меньше, я узнал столько интересного. Это мне понятно, как мужчине. Кончает самоубийством по приказу императора и проводит последние часы не плача, а с радостью.
— Мне не нравится то, что сказано насчет описания оргий Нерона. Это — не жест верности, как мне кажется, — сказал генерал.
— Тем не менее, это — история.
Петров продолжал читать дальше о Петронии про себя, затем перелистнул страницу назад.
— Вот тут Петербург наконец, но очень короткая колонка.
Он прочитал:
— Петербург, город и порт в Вирджинии, США, стоит на реке Аппоматтокс.
— Не может быть, — сказал генерал и взял книгу из рук Петрова. — Хотя адмиралу Сурину будет интересна такая информация.
— Посмотрите на «Санкт-Петербург», — сказала Тамара, и я подал Петрову нужный том.
— Санкт-Петербург, — читал он, — город в районе Пинеллас, Флорида.
Он опустил книгу и посмотрел на меня.
— Ничего не понимаю. У вас два Петербурга в Америке?
— Наверно. У нас также есть и Москва.
— Удивительно. Называть иностранные города русскими именами не очень умно. Особенно именами, такими известными в России.
— У нас есть еще и другие, например Париж.
— Полное отсутствие воображения, — сказал генерал, — или отсутствие героев, во имя которых можно называть.
— Возможно, отсутствие истории, — сказал Петров.
— Но где же наш Санкт-Петербург в этой знаменитой энциклопедии? — спросил генерал с раздражением.
— Почему вы не посмотрите, где полагается, на «Ленинград»? — это сказал Александр, и все к нему повернулись.
Он, вероятно, стоял у дверей уже несколько минут. Я давно его не видел. И в моем представлении он все еще был прежним мальчиком, хотя мало что мальчишеского оставалось в том бледном лице, которое я теперь увидел. Похоже, ему было неловко, что он так свысока бросил нам это название, но в то же время в его темных глазах блеснул насмешливый вызов.
— Я иду к Евгению сейчас, — сказал Александр в ответ на общее молчание, — вернусь до темноты.
Он повернулся идти, но прежде чем выйти, сказал мне:
— Я рад, что вы здесь.
— Ну что же, будем смотреть на «Ленинград», ваше превосходительство? — генерал кивнул головой.
— Вы можете представить себе, что вы должны были бы называть ваш Вашингтон Маркс-тауном? — сказал мне Петров.
— Он будет опять Петербургом, вы же это знаете, — сказала Тамара. — Мне не нравится этот Евгений. И не нравится, что Александр проводит так много времени с ним. Он, кажется, старше Александра?
— Ему семнадцать, он только на один год старше.
— Кто его родители? — спросил генерал.
— Его отец — учитель.
— Я хочу сказать…
— О, в России он, кажется, тоже был учителем.
— Понятно.
— Ленинград, — читал Петров, — раньше Санкт-Петер-бург, Петроград.
Тамара и генерал заглядывали через плечи Петрова и читали молча.
— Ага, — закричал генерал, — слушайте это: «В архитектурном отношении самый красивый город в мире».
Он подозвал меня и заставил читать эти слова. Петров улыбался.
— Я вам говорил, что в этих книгах самые точные сведения, ваше превосходительство. Очень кстати, что мне повезло купить их теперь. После победы я смогу купить тома после W? Ну, да это все равно, едва ли я дойду до W до конца войны.
— К тому времени, — сказал генерал, — они должны будут писать новое о войне, так что старая W-книга все равно не будет годиться.
— Давайте теперь посмотрим на слово «Москва», — сказал Петров.
Я перебил его.
— Если вы серьезно считаете, что я могу здесь остаться, то давайте поговорим о практических условиях.
— Практических? — закричал генерал. — Уже практично, что вы здесь, нет?
— Я говорю о вознаграждении.
— Вознаграждении? Я вас не понимаю.
— Ну хорошо, как я должен буду платить вам за жилье и еду, ведь еду теперь трудно доставать, пайки, карточки и прочее. И в данный момент у меня нет денег. Может быть, мы можем договориться, что после войны я заплачу вам определенную сумму…
— Вы не должны нас оскорблять, мистер Сондерс, — сказал генерал резко. — Предполагать, что мы будем ждать от вас каких-то денежных вознаграждений, очень, очень нехорошо.
— Я совсем не хотел вас оскорбить, я глубоко благодарен за вашу доброту, генерал, но всякий человек задал бы тот же вопрос, прежде чем принимать вашу помощь.
— В таком случае я не всякий человек, — сказал Петров.
— И разве я человек, который дает убежище и пищу военнопленному, а потом берет за это плату?
— Неужели вы не понимаете? — сказала Тамара.
— Вы будете с Петровым в одной комнате, — сказал генерал, — вы знаете, баронесса переехала, когда началась война. Она теперь у друзей в городе. Эта комната наверху, рядом с моей, той, где вы спали.
— Я привезу складную кровать. Я даже предпочитаю спать на такой, — сказал мне Петров. — Мы поставим ее в нашу комнату, и у вас будет своя постель. И потом, я редко бываю дома. Вы можете читать мою энциклопедию или писать мемуары.
— Нам надо будет достать ему документы как можно скорее, — вставил генерал.
— Самое главное — это найти вам подходящее имя, — сказал Петров. — Придумал! Мы вас сделаем Львом Сердцевым. Лев Сердцев очень подходит, так как вы — Ричард — Львиное Сердце, очень исторически получается!
Я сказал:
— Я очень благодарен и… — но генерал замахал руками на меня и сказал:
— Нет, нет, пожалуйста, мистер Сондерс… — и я замолчал.
Было бесполезно, как я теперь понимаю, навязывать им свои ценности и судить их на основе моих. В отличие от нас, американцев, они не ценили прайвеси[33], и только в постоянном общении с людьми могли выжить в периоды бедствий. Но в тот момент взамен их чистосердечности, болезненной для меня, я мог получить только безличную жестокость врага. И потом, они даже не понимали, отказывая мне хотя бы в обещании заплатить им, что они оскорбляли мое достоинство — так же, впрочем, как и я не мог взять в толк, что, предлагая плату, я оскорблял их.
