Но гнев Ломоносова вызывали не только интриги Шумахера, но и вещи гораздо более серьезные. Как писал историк П. П. Пекарский, «оба распорядителя Академии, Шумахер и Тауберт, неблагосклонно смотрели на проникновение русского элемента в ученое общество. Первый из них говаривал: „Я-де великую прошибку в политике своей сделал, что допустил Ломоносова в профессоры“. А Тауберт сознавался: „Разве-де нам десять Ломоносовых надобно? И один-де нам в тягость!..“ С другой стороны, даже и те иностранные ученые, которые не способны были на злоупотребления, обнаруживали презрение к русским почти нескрываемое». Одной из причин конфликта Ломоносова с другими учеными Академии наук был вопрос об отношении к культуре России, к ее истории. Его противники, Г. З. Байер, А. Л. Шлецер и Г. Ф. Миллер, были создателями так называемой норманнской теории. Согласно ей, русские не могли создать собственной государственности и призвали для этого норманнов, варягов. Иными словами, первое государство на Руси создали варяги. Сейчас норманнская теория представляет, пожалуй, лишь академический интерес, но можно понять настроение общества, только что освободившегося от «варягов», прибывших в Россию с Анной Иоанновной.
В работах этих ученых Академии было немало предвзятости, пренебрежения к чуждой им культуре, искажения событий русской истории. Ломоносов писал: «Сие так чудно, что если бы господин Миллер умел изображать живым штилем, то он бы Россию сделал столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый (малый, ничтожный. — Е. И.) народ ни от какого писателя не представлен».
Ломоносов значительную часть своих трудов посвятил делу просвещения в России и созданию основ будущей отечественной науки. Первые открытые лекции по естествознанию на русском языке, которые он читал в Петербурге, переводы трудов европейских ученых, популярные работы, посвященные различным областям науки, учебники, написанные Ломоносовым, — все это служило одной цели. «Я не тужу о смерти, — писал он перед кончиной, — пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют».
«Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериной II он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый русский университет; он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом», — замечательно сказал о нем А. С. Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург».
Ломоносов умер в 1765 году и был похоронен в Александро-Невском монастыре. Его единственная дочь Елена спустя год вышла замуж за А. А. Константинова, служащего императорской библиотеки. Их дочь, Софья Алексеевна, стала женой прославленного героя Отечественной войны 1812 года, генерала Н. Н. Раевского. Дети Раевского, в том числе и «декабристка» М. Н. Волконская, — правнуки великого ученого.
Другом и покровителем Ломоносова был граф И. И. Шувалов, фаворит императрицы Елизаветы. По определению К. Валишевского, «он имел благородный ум и великодушное сердце», был меценатом и энергичным поборником просвещения. В доме Шувалова собирались петербургские литераторы, ученые, любители искусства; он был первым куратором университета, открытого в Москве, и Академии художеств, основанной в Петербурге. В 1756 году по инициативе Шувалова в столице появился первый профессиональный «Российский для представления комедий и трагедий театр». Труппу его составляли в основном актеры из Ярославля. Их пригласили в Петербург, когда стало известно, что в Ярославле уже несколько лет существует русский театр, созданный купеческим сыном Федором Волковым. Волков, одержимый любовью к театру, был режиссером, ведущим актером, композитором и даже автором пьес, которые разыгрывала его труппа. По свидетельству современников, он обладал незаурядным драматическим талантом.
А директором «Российского для представления комедий и трагедий театра» стал знаменитый драматург А. П. Сумароков, трагедии которого разыгрывались на его подмостках. Театр был открыт для всех горожан, и его спектакли, рассчитанные на демократическую публику, имели в Петербурге неизменный успех и привлекали множество зрителей.
Закончим рассказ о Петербурге времени Елизаветы словами историка С. М. Соловьева: «Россия пришла в себя. Народ начинает говорить от себя и про себя… являются писатели, которые остаются жить в памяти и мысли потомства, народный театр, журнал; для будущего времени приготовляется новое поколение, воспитанное в других правилах и привычках, чем те, которые господствовали в прежние царствования, приготовляется целый ряд деятелей, которые сделают знаменитым царствование Екатерины II».
«Парадиз в парадизе» Летний сад в XVIII веке
«Царский огород». Скульптуры Летнего сада. История Венеры Таврической. Очевидец об одном из петровских празднеств. Летний сад после Петра I
Одним из важных предметов забот в «парадизе» для Петра I был сад возле его Летнего дворца. Летний дворец, построенный в 1710–1714 годах по проекту Д. Трезини, не мог соперничать в пышности с резиденциями последующих царствований, он был намного скромнее Меншиковского дворца. Этот двухэтажный каменный дом с высокой кровлей походил на дома для «именитых людей», которые строили тогда в Петербурге. Однако с садом, прилежащим к Летнему дворцу, царь связывал обширные планы. В Европе он восхищался великолепными парками, особенно поразили его воображение сады Версаля. И в его новом городе, призванном затмить своим блеском прославленные европейские столицы, должен быть сад, который «чрез немного лет великолепием своим Версалию превзойдет». Для этого честолюбивый царь не собирался жалеть ни сил, ни средств.
Летний сад вырос на земле, на которой до того стояла шведская мыза, у истока реки Безымянный Ерик (ныне Фонтанка) из Невы. Вероятно, на этой мызе уже был сад, который царь решил расширить. В одном из писем в 1704 году он требовал «всяких цветов из Измайлова не по малу, а больше тех, которые пахнут, прислать с садовником в Петербург». По анекдоту XVIII века, царь поручил первые работы по устройству сада шведскому садовнику К. Шредеру и, осмотрев сделанное, спросил, нельзя ли, кроме всего прочего, устроить в саду что-нибудь поучительное, в целях просвещения? Шредер предложил разложить на скамьях книги, но царь, вспомнив свои версальские впечатления, поручил ему заказать для фонтанов скульптурные группы на сюжеты басен Эзопа. И эти фонтаны — шестьдесят групп свинцовых позолоченных зверей, громоздившиеся по краям маленьких бассейнов, — были поставлены среди дорожек лабиринта из живой зелени. Для подачи воды в фонтаны Петр выписал из-за границы первую в России паровую машину; вода в них поступала из специально прорытого для этой цели Лиговского канала. Фонтаны Летнего сада были разобраны после сильного наводнения 1777 года, разрушившего большинство из них.
В 1716 году царь пригласил в Петербург ученика Ленотра (создателя Версальских садов) — Жана Батиста Леблона. Главной задачей Леблона было устройство летней резиденции царя и «люстгартена с водяными кунштами, как то зело первейшим монархам приличествует». Люстгартен — парк, который создавался подобно архитектурному сооружению: искусно расчерченные дорожки из разноцветного песка обрамлялись деревьями и кустами, подстриженными в форме шаров, пирамид, кубов; в нишах, выстриженных в зелени, стояли скульптуры. Одно из главных украшений такого сада — фонтаны; именно они особенно поразили Петра I в Версале.
