Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
В свете изучения связи ритуала братчины со Сварогом представляет интерес и то обстоятельство, что обрядовыми сосудами здесь выступают не деревянные ковши, как в двух вышеописанных памятниках, а глиняные сосуды, что вновь напоминает нам о роли этого бога как гончара. Что касается содержимого горшков, то В. Г. Миронова считает, «что в одном из них содержался медовый напиток, часто употребляемый на братчинных пирах».
Подобно тому, как существовала связь между хлебом и ритуалом братчины, так аналогичная связь присутствовала и между рассмотренным обрядовым пиром и строительством нового дома.
Из трех описанных выше археологических свидетельств языческой братчины в Новгороде первая и третья явно связаны с ритуалом освящения нового места для поселения. С другой стороны, археологам и этнографам хорошо известен обряд строительной жертвы, когда в основание возводимого здания закладывалось тело или часть тела принесенного в жертву существа. Основным жертвенным животным в северной столице Руси была лошадь, и археологи фиксируют там эту традицию на протяжении целого полутысячелетия — с X по XIV вв. В отдельных случаях конские черепа не только закладывались под строящееся здание — туда же клали и ковш, очевидно, после совершения соответствующего ритуала братчины. Эта показательная деталь присутствует в одном новгородском строении, датируемом началом XIII в: «При закладке этого дома также было совершено жертвоприношение. Конский череп обнаружен в районе юго-западного угла сруба на глубине 0,2–0,25 м от досок пола. Нужно отметить и другую деталь, несомненно связанную с языческими представлениями хозяев дома. Непосредственно под досками хорошо сохранившегося пола в юго-восточной части постройки найден деревянный ковш, поставленный на основание. (…) Нужно полагать, что ковш был специально заложен с культовыми целями в основание дома при его сооружении» (Седов В. В. К вопросу о жертвоприношениях в древнем Новгороде. 1. Жертва строителей // КСИИМК, вып. 68, 1957, с. 23). Очевидно, что братчинный пир-жертвоприношение и строительная жертва являются явлениями одного порядка, тесно связанными друг с другом. Кроме средневекового Новгорода конь являлся строительной жертвой еще у украинцев в XVIII–XIX вв., в то время как у поляков, сербов, белорусов и русских основным жертвенным животным являлся петух или курица, связь которых с культом Сварога неоднократно отмечалась. Вера в могущество этой языческой жертвы была столь велика, что в одной сербской христианской церкви XII в. была устроена специальная ниша под порогом, в которой были найдены скелет петуха и яйцо. У некоторых индоевропейских народов связь между кузнечным делом и строительством дома была выражена еще прямее. Если мы обратимся к хеттам, народу, который первым освоил искусство обработки железа, то увидим, что в качестве строительной жертвы они использовали не связанное с богом-кузнецом животное, а главное орудие его ремесла: «В древних хеттских строительных ритуалах… упоминается железный молот и другие железные предметы, которые кладут в основание дома…» (Иванов В. В. История славянских и балканских названий металлов, М., 1983, с. 94). Ими, в частности, могли быть и 30 железных гвоздей, символизировавшие собой, по всей видимости, число дней в месяце. Что же касается отмеченного в Новгороде и на Украине жертвоприношения коня, то он, в отличие от петуха, не был связан с культом Сварога, но зато может быть соотнесен с его сыном Дажьбогом, богом солнца. Причину этой связи на примере верований массагетов объяснил еще Геродот: «Солнцу они приносят в жертву коней, полагая смысл этого жертвоприношения в том, что самому быстрому богу нужно приносить в жертву самое быстрое существо на свете» (Геродот. История, М., 1993, с.
79). По мнению западных украинцев, закладывание конского черепа под основание строящейся хаты отвращало беду от ее хозяев, поскольку «несчастья и болезни падают на этот череп, а не на обитателей дома». В свете подобных представлений становится понятен образ чудесного вороного коня, который в одной галицкой колядке строит церковь:
А копитами біл камінь лупав,
Біл камінь лупав, церков муровав,
С трома віконцями, с трома дверцями,
Одно ж оконце — ясное сонце,
Друге ж оконце — чом ясен місяць,
Трете ж оконце — ясна зірниця…
(Костомаров Н. И. Историческое значение южнорусского народного песенного творчества // Беседа, 1872, кн. IV, с. 29)
Построенная конем церковь представляет собой небосвод, в одном окне которого видно солнце, в другом — месяц, в третьем — звезда. Подобное восприятие окружающей вселенной как грандиозного строения полностью перекликается и с традицией других восточнославянских народов, поскольку русские крестьяне еще в XIX в. называли небо теремом божьим. Данное воззрение присутствует уже в эпоху Древней Руси, поскольку в былинах киевского цикла мы видим следующее описание земного жилища, построенного по аналогии со Вселенной, ставшее впоследствии традиционным:
Хорошо в теремах изукрашено:
На небе солнце — в тереме солнце,
На небе месяц — в тереме месяц,
На небе звезды — в тереме звезды,
На небе заря — в тереме заря
И вся красота поднебесная.
(Былины, Л., 1984, с. 287)
Причем подобное устройство дома былины относят не только к великокняжеским хоромам, но и к дому обычного новгородского купца:
Жил-был Садко, богатый гость.
Все-то у Садка по-небесному:
На небе солнце, во тереме солнце,
На небе звезды, во тереме звезды,
На небе месяц, во тереме месяц, —
Все-то у Садка по-небесному.
(Песни, собранные П. Н. Рыбниковым, т. 1, СПб., 1909, с. 114)
По всей видимости, данные представления восходят как минимум к эпохе праславянской общности, поскольку и в сербской песне мы встречаем восприятие небосвода по аналогии с тремя жилищами:
Первый терем
Красно солнце.
Второй терем
Светел месяц.
Третий терем
Часты звезды.
(Шеппинг Д. О. Мифы славянского язычества, М., 1997, с. 68)
Подобные представления проникают и в славянскую литературу: «Нбо есть обятье видимаго и невидимаго зъдания» (Словарь русского языка, вып. 11, М., 1986, с. 17). Народные загадки часто говорят о небе то как о соборе, то как о тереме:
«Рассыпался собор на двенадцать сторон,
Никому не собрать:
Ни попам, ни дьякам, ни серебренникам, ни грамотным людям, ни нам, дуракам»;
«Над бабиным двором рассыпался терем,
Никому не собрать:
Ни попам, ни дьякам, ни гороховикам».
(Загадки, Л., 1968, с. 19)
Кроме того, на Руси небом называли и потолок под сводом в наиболее значимых постройках типа церквей или принадлежавших представителям высшего сословия палат. Стремление перенести в свой дом изображения небесных светил и устроить окружающий себя микрокосмос в соответствии со внешним макрокосмосом является одной из устойчивых деталей отечественного деревянного зодчества и было хорошо изучено этнографами на материалах XIX–XX вв. О том, что восприятие Вселенной в качестве дома может восходить ко времени индоевропейской общности, косвенно свидетельствует устойчивая формула, дважды повторяющаяся в гимнах «Ригведы» — один раз применительно ко всем богам:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73