В итоге с осени 1933 года комплекс олимпийских объектов стал именоваться Имперской спортивной площадкой. Гитлер неприменно хотел, чтобы проект в некоторых своих чертах повторял культовые сооружения Античной Греции. Поскольку строительство олимпийских объектов стало «имперским проектом», то было принято решите, что городские власти Берлина будут отстранены от его реализации. В тот же самый день, когда Гитлер и сопровождавшие его Теодор Левальд и Вернер Марх осматривали «Немецкий стадион» и примыкавшие к нему строения, статс-секретарь Имперского министерства внутренних дел Ганс Пфундтнер получил приказ уведомить об этом обер-бургомистра Генриха Зама. Сделано это было без лишней тактичности. После ревизии объектов Гитлер попросил Вернера Марха «прибыть на будущей неделе со всеми архитекторскими шинами, чтобы в них можно было внести коррективы, включая создание праздничной площадки под открытым небом, для чего идеально подходили располагавшиеся к северу от стадиона овраги». Одновременно с этим Генрих Зам получил письмо, сообщавшее, что «па встрече, которая на будущей неделе состоится у господина рейхсканцлера, присутствие представителей городских властей Берлина, к сожалению, не предусмотрено».
На указанном совещании, проходившем в имперской канцелярии, кроме собственно Гитлера, Марха и Левальда присутствовали Ганс Пфундтнер и министр пропаганды Йозеф Геббельс. О состоявшемся обсуждении известно не слишком много. В архивных делам рейхсканцелярии и министерства внутренних дел сохранились лишь короткие записи. Но более подробная информация была приведена в специальном вестнике, который назывался «Навстречу Берлинской Олимпиаде 1936 года». Это издание имело подзаголовок: «Фюрер принимает решение». Несмотря на патетичность изложения материала, из него можно было узнать, что Гитлер заявил: «Если мы приглашаем гостей со всего мира, то им необходимо продемонстрировать, что новая Германия является культурной страной». И далее: «В Берлине непременно должна иметься специальная территории для проведения собраний и народных праздников».
Далее фюрер поинтересовался у Теодора Левальда: «Имелась ли в Берлине еще какая-нибудь территория, которая могла сравниться по красоте и практичности с треками, трассами и дорожками Грюневальда?» Левальд ответил, что другой такой территории в Берлине не было. Поскольку объекты Грюневальда находились в долгосрочной аренде гоночного союза, то было решено выплатить этой организации некоторую компенсацию. Но этот вопрос меньше всего занимал присутствовавших на закрытом совещании. В центре внимания оказалась вместимость спортивных объектов: «Когда на его [Гитлера] вопрос, сколько людей могли вместить стадион и арена, последовал ответ: 120–130 тысяч человек, то фюрер отмстил, что это была явно недостаточная вместимость. Он попросил у архитектора Марха план местности, на котором обозначил располагающуюся к западу от стадиона территорию. Этого места было достаточно, чтобы создать там площадь для проведения собраний, празднований и демонстраций. По прикидкам Марха, на этой площадке могло разместиться около полумиллиона человека. Кроме этого архитектор заметил, что однажды его посещала идея пробить насквозь западный изгиб олимпийского стадиона, чтобы появилась возможность открыть пространство в данном направлении. Фюрер бойко подхватил идею архитектурного объединения олимпийского стадиона и праздничной площади. Он потребовал, чтобы архитектурное решение было согласовано с ним лично. Доктор Левальд указал на то, что после того, как символом Берлинских игр был избран колокол, то для пего требовалось монументальное сооружение, с которого бы звон мог разноситься над всей округой. Это могла бы быть основательная колокольня, которая бы возвышалась над западным краем праздничной площади».
Приблизительно в указанное время одна из немецких газет сообщала о предстоящей новостройке: «Самым примечательным в этом проекте является его общая планировка, к которой с самого начала привязывались все строительные планы. Еще недавно передовым борцам за эту идею приходилось с трудом выбивать каждый пфенниг. Однако сейчас все проблемы исчезли — в Берлине должны возникнуть сооружения, которых еще не знала Европа». Эта цитата является показательной хотя бы в силу того, что национал-социалистический режим решил не жалеть денег на проведение Олимпиады. Олимпийские игры требовались национал-социалистам и в качестве приема, отвлекающего внимание публики от начинавшегося террора, и в качестве средства по укреплению доверия к Гитлеру как со стороны самих немцев, так и иностранных держав. Уже в силу этих обстоятельств Гитлер решил не экономить на осуществлении подготовки и проведении Олимпиады, которую можно было рассматривать как престижный представительский проект.
14 декабря 1933 года Вернер Марх представил в имперской канцелярии три варианта проекта, которые имели в своей основе общую идею. Речь шла о наличии оси, в которой важнейшими координатами были: площадь для проведения демонстраций и массовых действ, а также возвышающаяся над всем олимпийским комплексом «башня фюрера». Гитлер выбрал один из проектов (проект Б). Именно на его основе должна была создаваться Имперская спортивная площадка. Предфасадная площадь, стадион, рассчитанная на 150 тысяч человек площадь для проведения демонстраций, трибуна для фюрера находились на одной оси, проходившей с запада на восток. Водный стадион, который в отвергнутых проектах должен был примыкать к стадиону с восточной стороны, в утвержденном варианте находился к северу от основного спортивного строения. Здания «Немецкого спортивного форума» находились за водным бассейном, что предусмотрено проектом 1931 года.
Одновременно с этим началось планирование широких улиц, по которым можно было бы без проблем достигнуть Имперской спортивной площадки. Финансирование этих работ было возложено на городские власти Берлина. К объектам олимпийского комплекса должны были вести три основные транспортные магистрали (Хсерштрассе, Рейхсштрассе и шоссе Шпандауэр), к которым примыкали семь подъездных улиц. Даже по предварительным подсчетам, необходимо было учитывать, что на Имперскую спортивную площадку могло одновременно прибыть около миллиона человек. Однако вскоре программу дорожного строительства пришлось свернуть. Произошло это после того, как Вернер Марх подсчитал, что совокупная вместимость объектов Имперской спортивной площадки едва ли превышала 400 тысяч человек. В итоге к концу 1933 года строительный проект предполагал возведение легкоатлетического стадиона («Олимпийский стадион»), площадки для проведения демонстраций («Майское поле»), водного стадиона, стадиона для хоккея на траве, поля для конкура, теннисного корта, который по своим размерам более напоминал небольшой стадион, сцены под открытым небом («Сцена Дитриха Эккарта»), здания Имперской академии физического воспитания, здания «Дома немецкого спорта» и больших размеров ресторана.
22 января 1934 года состоялось очередное заседание правления Организационного комитета по подготовке Олимпийских игр 1936 года. Председательствовавший на мероприятии Теодор Левальд заявил присутствовавшим, что с этого момента функции строительной комиссии переходили к специальному комитету, который при Имперском министерстве внутренних дел возглавлял статс-секретарь Пфундтнер. Новый строительный комитет решил привлечь к своей работе несколько специалистов по оформлению скверов и аллей. Скорее всего, это было сделано с учетом просьб имперского руководства «Союза борьбы за немецкую культуру» и Густава Аллингера, являвшегося президентом Немецкого садоводческого общества. В этом не было бы ничего странного, но оформление скверов и зеленые насаждения как таковые должны были быть согласованы с Вернером Мархом как автором проекта «Имперской спортивной площадки», который был утвержден лично Гитлером. Только к марту 1934 года удалось добиться того, что консультантом Марха по вопросам ландшафтного дизайна будет Эрих Мауэр. Мауэр считался одним из лучших специалистов в своей отрасли. Являясь профессором садового растениеводства, он в конце 20-х годов возглавил Учебное и исследовательское учреждение садоводства, которое располагалось в Далеме, одном из районов Берлина.
