— Ты женат на собственном отце! Бред. Трагикомедия дешевая!
Он усмехнулся. Что-то подобное ему уже приходилось слышать. К горлу подкатила муть. Он ждал от себя злости, но ничего подобного не было.
— Почему ты мне не веришь? — Она тяжело вздохнула. — Почему ты думаешь, что нужен только своему отцу? Ты даже не представляешь, КАК это быть одной… и КАК я скучаю.
Он перебил ее:
— Так скучаешь, что другого нашла? — Он рывком застегнул молнию на джинсах. — Послушай… тебе нужен не я. Тебе нужен кубок, первое место… Красивый блестящий кубок… Не подменяй понятия и… не грузи меня. Наконец она заплакала:
— Я… больше не могу так… Давай обсудим…
— Не унижайся. Мне пора идти. Извини.
Он надел пиджак и, достав из кармана ключи, бросил их на кровать.
— Почему?.. Андрей! Подожди…
Он был уже на пороге, когда она закричала, срываясь на хрип:
— Ну и убирайся к черту! Вали к своему папаше. Запомни… инвалиды — жестокие и эгоистичные… Он лишит тебя всего… Слышишь… всего!
Он вышел из квартиры, мягко захлопнув дверь.
Ему нужно было заехать в аптеку, а потом в магазин.
@
Андрей вытащил из багажника тяжелые неудобные пакеты и направился к дому. У подъезда на лавочке восседала Надежда Васильевна, или попросту «теть Надь», главный дворовый соглядатай. Увидев его, она приподнялась и приветственно махнула рукой.
— Доложите обстановку, товарищ фельдмаршал! — подмигнул ей Андрей.
— Ой, гляди-ка, подколол! И не стыдно тебе? — Тетя Надя кокетливо повела плечами.
— Да ладно тебе, теть Надь, угощайся… — Андрей присел рядом и достал из пакета яблоко. — Ты чего обиделась? Я ж по-дружески.
Покраснев от оказанного внимания, Надежда Васильевна рассмеялась:
— Как же, обиделась… не дождёсси. Ты, змей, не вводи меня в соблазн. Эх, где мои семнадцать лет! Я бы тебя окрутила, и глазом бы моргнуть не успел! — Она обтерла яблоко подолом юбки и, надкусив, сморщилась: — Твердое какое! Последний зуб сломаю, будешь мне, Андрюшка, беззубой, жевать на старости лет.
— Договорились. — Он кивнул. — Но ты постарей сначала. Ну, рассказывай, какие новости!
— Ой, скукотища у нас. — Старушка махнула рукой. — Как будто всех ботаников специально в одном месте поселили. Вапще никакого драйва!
— Добрый вечер, Надежда! — В окне показалась голова отца. — Сынок, ты чего домой не идешь?
— Соскучился, Володь? А ты меня замуж возьми! Будет тебе ежедневное веселье.
— Спасибо, Надежда! Я еще пожить хочу… — засмеялся отец.
— Ладно, пойду я. — Андрей поднялся.
— Слышь, чего скажу… — зашептала соседка. — Тута, пока тебя не было, твоя, ну, которая бывшая, приходила. Потопталась, значить, и сгинула…
— Мои все дома, теть Надь, — заговорщицки шепнул Андрей и улыбнулся.
@
Отец сидел и смотрел на шахматную доску.
— Тааак… — прервал его раздумья Андрей. — Ну и кто будет посуду мыть?
— Ты, конечно. — Отец хитро улыбнулся и довольно потер руки. — Цугцванг! Вот тебе и посуда.
Раздвинув занавески, Андрей сел на подоконник. Вечер размыл очертания детской площадки, по которой все еще носились ребятишки.
— А почему не ты, пап? — Он глубоко затянулся сигаретой.
— Потому что ты младше и почти проиграл.
— Э, нет, так не пойдет, «почти» не считается! Раз «ничья», вместе мыть будем. А то поглядите-ка на этого дембеля! Ты мне тут дедовщину не устраивай.
— Ладно, ладно! — Отец шутливо поднял руки. — Я бы и на бабавщину согласился.
— Эх ты… готов стать подкаблучником из-за пары грязных тарелок! — Андрей соскочил с подоконника, подошел к раковине, делано вздохнул и принялся за мытье.
— Андрюш, я вот что хотел сказать… — начал отец и осекся.
— Что?
— Понимаешь, я общаюсь с людьми из Дома инвалидов.
— Та-а-ак… — ополаскивая последнюю чашку, протянул Андрей.
— Ну вот… они очень довольны своим положением… — с воодушевлением продолжил отец. — Мне тут женщина одна написала — живут, говорит, как одна большая семья.
Андрей вытер руки полотенцем, сел за стол и заглянул в глаза отцу. Опять вспомнилась мать, молодая, крепкая, полногрудая, с блестящими глазами и толстой косой, уложенной венцом вокруг головы. После нескольких неудачных попыток устроить свою личную жизнь она привела «дядю Володю»… В тот день он проснулся от аромата сдобы и яблок. Мать возилась на кухне, гремя противнями. Это было удивительно — готовила она редко… вернее, так, чтобы пироги печь, — такого он не помнил, разве когда умерла их соседка, мать напекла пару мисок.
Он, конечно, поинтересовался, «в честь какого это праздника готовится застолье», и мать, покраснев, объявила, что женятся они с дядей Володей и что теперь в их жизни все будет путем. Он тогда не понял, зачем жениться, если дядя Володя и так у них живет… Но мать строго заметила, что ничего-то он в жизни не понимает, мал еще, и что теперь она мужняя жена, а у него есть папка.
После свадьбы, когда гости разошлись и они остались наедине с дядей Володей, ни с того ни с сего Андрей вдруг спросил:
— Ну и как мне теперь тебя называть?
— Папой! — запросто ответил тот. — Ты теперь будешь Андрей Владимирович Летов, не возражаешь?
Вместо ответа он отвел глаза, пробурчав «посмотрим». Между ними всякое бывало, а все равно, какой бы ни была обида, поразмыслив, Андрей приходил к выводу, что батя, как ни крути, прав.
— Ты о чем, сынок, задумался?
— Да так… — Он пожал плечами.
Отец положил руки на стол. Он всегда клал руки именно так, когда хотел сказать что-то важное.
— Тебе нужна семья. Настоящая.
— Ты и есть моя семья. Разве я плохо о тебе забочусь? Хочешь, буду возить тебя в этот Дом инвалидов по выходным?
— Я не вижу рядом с тобой женщину. — Отец провел ладонью по столу. — Неправильно это. В твоем разводе виноват я. И не спорь!
Андрей поморщился:
— Глупости. Она выходила за меня, прекрасно понимая, что ее ждет. Она пришла в нашу семью с широко открытыми глазами, прекрасно видела все. — Он перевернул шахматную доску и аккуратно сложил в нее фигурки. — Я не монах. У меня есть женщина… женщины…
— Я не это имел в виду! — Старик разволновался.
— Да знаю, бать, — перебил его Андрей, — просто не встретил ту, кого захотел бы привести в наш дом. И хватит об этом. Всё. Тема закрыта. — Он бережно взял в руки доску и провел пальцем по царапинам. — Сколько им?
— Твоя мать подарила мне их двадцать пять лет назад. Отец всегда говорил о матери с волнением. Столько лет прошло, а он все еще любил ее. За что, спрашивается? Не задумываясь, бросил свою жизнь к ее ногам. А стоило ли?
