– Ничего подобного! – с негодованием возразил он.
– Я рад это слышать, Гермес, потому что в этом городе полно грубых и жестоких людей, которые ничем иным не занимаются, а только ловят беглецов и возвращают их обратно хозяевам, конечно, за щедрое вознаграждение. Или продают новым хозяевам. Если ты, скажем, исчезнешь утром, я скажу об этом кому надо, и уже к закату тебя вернут обратно. Это огромный город, однако римский акцент и римские флексии здесь не совсем привычное явление. Так что забудь все подобные фантазии и продолжай служить мне. А я в один прекрасный день тебя отпущу на свободу.
– Ты никогда мне не доверял, – начал жаловаться Гермес.
Его можно было понять, ведь сейчас я просто повторил то, что заявлял ему, – с небольшими вариациями, – почти каждый день. Рабам никогда нельзя полностью доверять, а некоторым, например Гермесу, еще меньше, чем всем другим.
День был отличный, погода стояла прекрасная, как почти всегда в Александрии. Климат здесь отнюдь не идеальный, не такой, как в Италии, но никогда нельзя забывать, что нигде в мире нет такого климата, как у меня на родине. Вокруг сновали веселые и довольные люди, в воздухе стоял аромат благовоний, смешанный со всепроникающими запахами моря. Во многих отношениях Александрия могла похвастаться более приятными ароматами, чем Рим.
Вооруженный документом с царской печатью, я медленно поднялся по ступеням и оказался у входа в Мусейон. Мне хотелось еще раз посетить Храм муз, но нынче утром передо мной стояли более неотложные задачи. Миновав двери, я направился мимо лекционных залов, из которых доносились приглушенные речи философов, прошел под длинной колоннадой философов-перипатетиков, где стояли уже заброшенные великолепные шлюзовые ворота Ификрата, которыми теперь никто больше не занимался. Этот проект, подумалось мне, теперь не скоро будет закончен.
Я проследовал в апартаменты убитого ученого, где уже все было аккуратно убрано. Кровь с пола смыли и соскребли, за столом сидели два секретаря и готовили опись найденных вещей, складывая уже зарегистрированные предметы и чертежи на большом столе. Третий человек бродил по кабинету с удивленным выражением на лице.
– Инвентарный список готов? – осведомился я.
– Почти готов, сенатор, – ответил старший. – Мы скоро закончим с чертежами. – А это, – он указал на папирус, лежащий на столе, – список его сочинений. А вот это, – и он указал на другой папирус, – опись предметов и вещей, обнаруженных в его комнатах.
Я ухватил второй список и начал быстро его просматривать. Конечно, в моем расследовании мне было необходимо знать, что здесь было в наличии до убийства, но и это было лучше, чем совсем ничего.
– А ты что здесь делаешь? – спросил я третьего присутствующего. Это был грек с длинным носом и лысой головой, одетый так же, как все библиотекари, которых я видел раньше.
– Меня зовут Эвмен из Элевсина, я библиотекарь отдела пергамских книг. Я пришел в надежде найти свиток, который покойный Ификрат взял на время из нашего отдела.
– Понятно. Это случайно не был такой большой манускрипт на пергаменте из Пергама, накрученный на стержни из оливкового дерева с ручками, крашенными киноварью?
Грек очень удивился:
– Да, да, сенатор! Ты его видел? Я все утро его ищу!
– Какой теме посвящена эта работа? – спросил я, игнорируя его вопрос.
– Прости меня, сенатор, но Ификрат взял этот свиток на условиях строжайшей конфиденциальности.
– Ификрат мертв. А меня назначили расследовать его убийство. Так что говори…
– А ты кто такой? – перебил меня кто-то за спиной. Я раздраженно обернулся и увидел в дверном проеме двоих мужчин. Тот, кто спросил меня, был мне незнаком, а вот второго, прятавшегося за спиной товарища, я точно где-то встречал.
Я взял себя в руки:
– Я сенатор Деций Цецилий Метелл и расследую убийство Ификрата Хиосского. А вот ты кто такой?
Незнакомец прошел в комнату, второй последовал за ним. Теперь я вспомнил, где я его видел. Это был тот самый командир с резкими чертами лица, который прогнал меня с плаца.
– Я – Ахилла, – представился первый, – командующий царской армией.
На ногах – подкованные сапоги, на плечах – дорогая красная туника. Поверх нее была надета крепкая кожаная сбруя, которую иногда носят воины, чтобы выглядеть, словно они облачены в боевые доспехи, но не таскать на себе их немалый вес. Волосы и борода были коротко подстрижены.
– А меня зовут Мемнон, я комендант македонских казарм, – представился второй. – Мы с тобой уже встречались.
Они были македонцами, и, как всем известно, этот народ всегда пользуется простыми именами, не упоминая при этом, из какого человек рода, что обычно делают греки, которым эта традиция ужасно нравится.
– Да, встречались. А что вы делаете здесь?
– По чьему приказу ты ведешь расследование? – требовательно спросил Ахилла.
Но я уже был к этому готов.
– По царскому приказу, – ответил я, демонстрируя ему свой документ, украшенный печатью. Он изучил его, чуть прищурившись.
– Проклятый пьяный болван, – пробормотал Ахилла и добавил, обращаясь прямо ко мне: – В чем тут твой интерес, римлянин?
– Рим находится в дружественных отношениях с Египтом, – начал я. – И мы всегда рады оказать помощь царю Птолемею, нашему другу и союзнику. – Мне всегда нравилось такое вот дипломатическое ханжество и лицемерие. – Я хорошо известен в Риме как опытный специалист по расследованию уголовных дел, и я более чем счастлив поставить этот опыт на службу царю Египта.
После этих слов я свернул свой документ в трубку и сунул его себе под тунику, но руку из-под нее не вытащил. Мемнон выступил вперед, сверля меня яростным взглядом. На нем был нагрудник и наголенники, но он был без шлема. Меня очень беспокоил короткий меч, висевший у него на боку.
– Ты никому здесь не нужен, римлянин, – прорычал он. – Отправляйся обратно в свое посольство, пей и развлекайся с блудницами, как это делают остальные твои дрянные и ни на что не годные соотечественники. Здесь Египет, а не Рим.
При нашем первом столкновении он находился на своей территории, да к тому же в окружении своих воинов. А теперь совсем другое дело.
– Я нахожусь на службе не только Сената и народа Рима, но и на службе их союзника, вашего царя. И полагаю, что служу ему более верно и более предан ему, чем ты.
У македонцев всегда появляется такой вот взгляд, и я знал, что они тут же потянутся к оружию. Так случилось и на этот раз. Издав приглушенный яростный рык, Мемнон одной рукой ухватился за ножны, а другой – за его рукоятку. Но я и к этому был готов.
Лезвие его меча успело лишь наполовину показаться из ножен, когда моя правая рука выскользнула из-под туники, уже вооруженная кестусом. Я хорошенько ему засадил, и бронзовые шипы моего кестуса врезались македонцу в нижнюю челюсть прямо под ухом. Он пошатнулся, изумленно крякнул. Я тоже был удивлен. Никогда еще со мной такого не случалось, чтобы я ударил человека кестусом, а тот остался на ногах. Так что я врезал ему еще раз, в то же самое место. На сей раз он свалился, грохоча бронзовыми доспехами, прямо как те герои, которых воспевал Гомер.
