— Наслышан. Она у вас молодец.
— Ой, да что мы все про нас! Знакомьтесь… Мои друзья. Мы птенцы одного университета. Хотя, в отличие от меня, они разлетелись из гнезда. Эту очаровательную дочку самурая с коммунистическим уклоном зовут, как и мою жену, Ирой. Можно загадывать желания. Ирочка умница, кандидат наук, доцент и при этом занимается бизнесом и политикой… Мой друг, юрист, сейчас интересующийся только политикой, обладатель редчайшего для нашего времени имени — Марлен. Вы знаете, что это имя означает?
— Конечно. Вероятно, ваши родители были фанатиками коммунизма?
— Все наши родители были фанатиками этого строя либо приспособленцами к нему. Иначе выжить было нельзя. Замечу, что Марлен, несмотря на столь претенциозное имя, является ярым противником марксизма-ленинизма. Он в хорошем смысле слова либерал, как и я. Хотя наши взгляды несколько расходятся. Однако убеждения мои, конечно, либеральные, и надежды на будущее радужные. Ну а вас по имени я уже представил. Остается дополнить, что вы доктор технических наук и единственный физик среди нас, лириков. Родион Иванович умудряется сочетать физику и коммерцию. Ох, простите… Эта прекрасная голубоглазая фея — его спутница жизни. Зовут ее Леночка. Рассаживайтесь, как вам удобно.
— Очень приятно, — обведя всех взглядом, произнес Родик. — Давно мне не приходилось общаться с экономистами и юристами. У меня в одном эспэ был партнер экономист, но… Вы теперь в авангарде, востребованы. Единственный подготовленный к новой эре научный потенциал. Это нам приходится адаптироваться, а вы в боевой готовности. Интересно послушать ваше мнение о нашей действительности, а то Тимур, вернее, Егор и его команда творят такое, что далекому от экономики физику понять трудно. Ведь журнал «Коммунист» теперь не выпускается, а то, что Егор Тимурович в нем писал, предано анафеме прежде, чем он сжег свой партийный билет.
— Да, похоже, не любите вы наших новых министров-преобразователей, вернее, реформаторов.
— Не то слово. Любишь — не любишь. Нет. Лучше сказать — не понимаю… Что-то мы сразу о политике заговорили. Каюсь… Не о том хотел. Это у меня, вероятно, после вчерашнего банкета. Может, пока суть да дело, аперитив сочиним?
— Ирочка, ты скоро? Родион Иванович выпить хочет.
— Он всегда хочет. Наливай ему. Лена, ты мне не поможешь?
— Извини, я тут от напора своего и твоего мужей растерялась. Иду к тебе, — поднимаясь с кресла, отозвалась Лена.
— Родион Иванович, что предпочитаете выпить? Иринушка на свои коммерческие доходы накупила всякой всячины. Хотите коньяк «Наполеон»?
— Спасибо. Лучше простой водки.
— Как соблаговолите. А мы по коньячку еще раз пройдемся. Давайте за нашу великую и возрождающуюся Россию.
Родик выпил и не преминул сыронизировать:
— Величие нашей родины — в вечных страданиях и познаниях неизведанного. Великий объект мирового экспериментаторства.
— Вы правы, — проигнорировав иронию, отозвался Марлен. — Величие состоит в рациональном использовании своей силы. Сил у России огромное множество. Вот мы и учимся силами этими управлять. Коммунисты за семьдесят лет даже понять, как это делать, не смогли.
— Что-то очень долго учимся, — заметил Родик. — Все время на второй год остаемся. Что, коммунисты такие тупые были или просто управлять нечем?
— Конечно, нечем. Все дело в том, что не хотим перенять у Запада основные экономические и социальные институты. Вспомните, при Петре сколько всего переняли, и Россия скакнула вперед. А мы за свое держимся, в мировую кооперацию не вступаем. Только просим у них валюту. Деньги они дадут, но остальное, пока мы с ними не объединимся в единый союз, не получим, — вступила в разговор Ирина.
— Вы что говорите, Ира? — возмутился Марлен. — Никакого преклонения перед Западом! Зачем нам их институты? Мы особое многонациональное государство с вековыми традициями. Империя. Наше основное направление — патриотическая национальная политика. Мы не должны идти в фарватере Запада и США. Если с кем-то и объединяться, то с Востоком…
— Чушь. Свободная экономика, равенство законов для всех, свобода личности, слова, печати, установление частной собственности на землю, средства производства… Не буду дальше перечислять. На Западе все это давно отработано, апробировано и внедрено. Нам надо только уметь перенять, пока не произошло страшное, связанное с нашим восточным менталитетом. Упустим время, и госаппарат срастется с коммерцией, появятся касты вершителей судеб. Не знаю, как их назовут, — дворяне, баи, шахи… Не важно. Чтобы этого избежать, нужно срочно и гласно провести максимально широкую приватизацию и закрепить все достижения во Всеобщей декларации прав человека. Оценить, наконец, человека, а не бросаться по этому поводу, как большевики, пустыми лозунгами.
— Ох, как красиво! — делано восхитился Марлен. — Нет государственного участия — будет свобода рынка, и само по себе придет национальное согласие. Землю — крестьянам, заводы — рабочим. Слышали мы это. Знаем, чем кончилось. Не для нашей страны все это. Не для нас такая демократия. Конечно, я не против свободы личности, печати, слова, но при наличии жесткой вертикали власти и разумных ограничений. Если хотите, то нам лучше это перенять не у Запада, а у нашего царизма. Там все было отлично продумано: «Царь — губернаторы — воеводы — старосты». Органы правопорядка, действующие на основе жесткого соблюдения законов Империи. Госаппарат — минимальный и высокоэффективный.
— С такими подходами уже создали в Германии Гитлера, а в России — Ленина, — заметил Родик и тут же пожалел об этом.
— Вы, Родион Иванович, совершенно не о том. Ира и Марлен ведут обсуждение с позиций либерализма. А у Гитлера и большевиков либерализм фактически полностью отсутствовал. Вы знаете, что Ленин всех либералов — великих сынов России поставил вне закона? Либерализм стоит на фундаменте уважения человеческой личности, плюс обеспеченность и самодеятельность. Без либерализма наша страна погибнет. Люди пожрут друг друга, — возмутился Володя.
— Не хочу никого обидеть, — сказал Родик, стараясь восстановить статус-кво, — но еще в прошлом веке Салтыков-Щедрин высмеял этот ваш русский либерализм с границами и пределами, а также лжепатриотизмом.
— А вы что, против ограничений? — спросил Марлен.
— Не против. У меня даже есть приятель, который утверждает, что в случае отсутствия ограничений люди начнут стремиться к господству, и в результате настанет конец света. Я с ним частично согласен, но с вами согласиться не могу. Если оголить все ваши высказывания, то можно заключить, что любая свобода возможна только в той мере, в которой она не входит в противоречие с интересами государства. Логическим продолжением этого станет тотальный контроль над всем, начиная от собственности и кончая личной жизнью.
— Родион Иванович правильно строит логическую цепочку. Сразу виден аналитический ум физика, — поддержала Родика Ира. — Госсектор вреден и очень опасен. Нужен полный уход государства из экономики…
