– Не называй меня так! – Александр даже ногой топнул. – Ой! Это как раз больная нога…
– Ладно, извини! А все-таки она ненормальная, ага?
Александр осторожно покосился на меня, но все-таки кивнул.
– Да кому интересно ваше мнение?! – крикнула я со злостью.
Неправду они говорят! Почему это я ненормальная? Любая девчонка захочет жить вместе со своей мамой. Даже если у нее уже есть вроде-как-мама.
Я тут почти не пишу про Кэм. Невозможно же совсем всё записывать, правда? Пришлось бы целую тетрадь извести на всякие дурацкие подробности: утром проснулась, открыла глаза, еще пять минуточек понежилась в кровати, потом встала, сходила в уборную, почистила зубы, поиграла с тюбиком пасты – выводила свое имя на зеркале и смотрела, как буду выглядеть с белыми усами… В общем, целую главу потратишь, прежде чем доберешься до завтрака.
Писатель должен отбирать материал – так миссис Рвота Мешкли говорит. А я рассказывала, что у нее зубы с дефектом? Когда она произносит какое-нибудь слово с буквой «с», каждый раз брызгает слюнями. Если стоишь к ней близко, все лицо заплюет. Правда, со мной этого давно не случалось, потому что я в школу почти не хожу. Целыми днями сижу в нашем доме.
Того и гляди школьное начальство нажалуется Кэм. Так что, может, и хорошо, что я к маме переезжаю. Да что я – хорошо! Это чудесно, замечательно! Прямо дождаться не могу. Зачем эти дурацкие оформления? Илень говорит, я могу пожить у мамы неделю. А почему не насовсем, не понимаю! Лишний раз вещи упаковывать, потом распаковывать, нервотрепка одна.
Кэм сказала, что поможет мне собираться, но от нее только и слышно: то не бери, это оставь, не понадобится… А я ей говорю: лучше все сразу взять, я же скоро там окончательно поселюсь.
«Окончательно» – какое-то очень драматичное слово. После того как я его произнесла, оно еще долго отскакивало от меня к Кэм и обратно и стукало нас по голове.
Потом Кэм быстро-быстро заморгала и сказала скороговоркой:
– А, ну да, конечно.
И стала пихать мои вещи в чемодан.
А я сказала:
– Может, и правда не брать, все равно мама мне новой одежды накупит. Кельвин Кляйн, Томми Хилфигер…
– Донья Карат, да-да, я помню, ты много раз говорила…
– Донна Каран! Честное слово, Кэм, ты вообще ничего не знаешь!
– Я знаю одно, – тихо проговорила Кэм. – Я буду очень по тебе скучать, маленькая.
Я с трудом проглотила комок в горле:
– Я тоже буду по тебе скучать. Наверное.
Просто ужасно, как она на меня смотрела. Так нечестно!
– Приемные дети – это не навсегда, – сказала я. – Тебя же с самого начала предупредили?
– Предупредили. – Кэм вцепилась в мою старую футболку, как в спасательный круг. – Только я не представляла, каково это.
– Кэм, прости… Но мне правда надо быть с мамой.
– Я понимаю… – Кэм запнулась, а потом сказала, глядя на футболку у себя в руках, как будто футболка была на мне: – Только, Трейси… Ты не очень расстраивайся, если все получится немножко не так, как ты надеешься.
– Да уже все получается!
– Знаю, знаю. Это прекрасно, что ты снова встретилась с мамой, но может так случиться, что у твоей истории не будет счастливого конца, как в волшебной сказке.
Нет, будет, нет, будет! Она просто назло говорит.
– Все будет как в сказке, вот увидишь! – Я выдернула у нее из рук свою футболку и затолкала в чемодан.
– Трейси, я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь! – перебила я. – Ты не знаешь мою маму. Ты и меня-то толком не знаешь! Мы же не прожили вместе целую жизнь. Ну зачем ты так? Качаешь головой и предсказываешь, что ничего не получится… Думаешь, я такая плохая, вредная и ужасная, что маме скоро надоем?
– Ничего я такого не думаю! Ты совем не плохая, не вредная и не ужасная. Ну… Иногда вредничаешь, бывает, а в другое время ты совершенно замечательная. Просто, даже если бы ты была самой распрекрасной девочкой на свете и всегда вела себя идеально, все равно что-то может не получиться. Твоя мама не привыкла иметь дело с детьми.
– Ты тоже не привыкла, но ты же меня взяла! – Тут меня озарило: – Слушай, а ты теперь можешь взять себе другого ребенка.
– Не хочу другого. – Кэм обняла меня за плечи. – Мне нужна ты.
У меня прямо горло перехватило, и стало трудно дышать. Хотелось прижаться к ней изо всех сил и сказать ей… много разных глупостей. И в то же время хотелось ее стукнуть, наорать, обругать ее последними словами, чтобы не мешала моему счастью. Не отговаривала ехать к маме.
Я вывернулась и снова стала пихать в чемодан разношенные кроссовки и дешевые джинсы.
– Если я так уж тебе нужна, надо было лучше обо мне заботиться. Покупать приличную одежду, подарки дарить…
– Ох, Трейси, не начинай!
Кэм вдруг рассердилась. Принялась метаться по моей пещерке, словно пес, которого кусают блохи.
А я тоже рассердилась.
– Да ты вообще почти ничего не покупаешь! В жизни не встречала такой жадины! Смотри, сколько всего мне мама подарила.
– Куклу…
– Не просто куклу! Она коллекционная, кучу денег стоит. Это не игрушка, а произведение искусства. Многие взрослые дамы собирают коллекции кукол. Тебе не понять. – Я насмешливо окинула взглядом старенькую клетчатую рубашку Кэм и ее мешковатые джинсы. – Ты не стильная дама.
– И слава богу, – ответила Кэм.
– Нам с тобой не по пути. И с Джейн, и Лиз, и другими твоими дурацкими подружками. Вот с мамой мы друг друга понимаем. Она мне родная, а ты – просто приемная. Тебе деньги платят, чтобы ты обо мне заботилась. Наверное, потому ты и не хочешь меня отпускать. Доход потеряешь!
– Думай так, если хочешь, – сказала Кэм противным мученическим голосом.
– Так и есть!
– Хорошо, хорошо.
– Ничего хорошего! – Я топнула ногой. – Не знаю, куда ты деньги деваешь. На меня не тратишь, это точно.
– Правильно, – отозвалась Кэм таким тоном, в котором ясно слышалось: «Не буду с тобой спорить, болтай что хочешь, дурочка несчастная».
– Неправильно это! Надоело! – заорала я. – Знаешь что? Даже если с мамой ничего не получится, сюда я все равно не вернусь! Надоела твоя скучная обшарпанная квартира! И ты мне надоела!
– Ну и выметайся тогда, неблагодарная тварюшка! Ты мне тоже надоела! – завопила Кэм и выскочила из пещерки, вся в слезах.
Вот, значит, как она обо мне думает. Ладно, плевать. Неблагодарная. А почему я вечно всем должна быть благодарна?
