«Выйди же наконец, — хотелось сказать Красавице, — не стесняйся!» Эта необычная зрительница словно притягивала ее взором.
Принцесса еще энергичнее стала вскидывать бедра, в то время как широкие павлиньи перья, напротив, поглаживали ее все медленнее, все более дразняще. Потом кто-то пощекотал ей перышком между ног, и прежние тонкие, приятные ощущения сразу переросли в острое томительное наслаждение.
Затем перед глазами девушки склонилась тень, и чьи-то губы вновь принялись ее страстно целовать. Больше ей уже не видно было странной наблюдательницы за ширмой.
Проснулась Красавица уже в сумерках. Вокруг мерцали лампы, по стенам пролегли причудливые ажурные тени. Пахло розами и кедром. Не переставая нежить невольницу, женщины подняли ее и препроводили к лазу в стене. Ей так не хотелось от них уходить, тело вновь пробудилось от их ласк. Но потом Красавица вспомнила о Лексиусе: обитательницы гарема наверняка передадут управляющему, сколько удовольствия доставила им новая одалиска. И принцесса послушно опустилась на колени.
Однако, прежде чем скрыться в проеме, Красавица оглянулась на утопающую в тенях залу и тут же увидела стоящую в углу таинственную зрительницу. На сей раз ничто ее не скрывало от глаз. Одета она была в темно-фиолетовый шелк, подчеркивающий необычайный цвет ее очей. Высокий широкий пояс, украшенный золотыми пластинами, точно доспехи, обхватывал тонкую талию. Нежно-розовая чадра, как живая, трепетала вокруг нее и переливалась, сияя, словно аура.
«Как же ты расстегиваешь такой пояс?.. Сними-ка его», — мысленно сказала ей Красавица.
Женщина чуть отвела голову, словно пыталась скрыть свое восхищение невольницей. Грудь ее заметно вздымалась под плотным тугим лифом расшитого золотом платья. Овальные длинные серьги в ее ушах чуть подрагивали, будто выдавая охватившее женщину тайное волнение, которое она ни за что не хотела бы перед кем-то обнаружить.
Возможно, это была всего лишь выгодная для нее игра света, однако Красавице эта женщина показалась несравненно более красивой и соблазнительной, нежели остальные жены гарема. Словно огромный пурпурный тропический цветок, посаженный среди тигровых лилий!
Женщины между тем стали подгонять Красавицу к выходу, не переставая, впрочем, ее целовать и гладить. Определенно ей требовалось немедленно уйти. Девушка опустила голову и полезла в тесный лаз, еще трепеща всем телом от их ласковых прикосновений. Через несколько мгновений принцесса оказалась на другом конце прохода, где ее уже поджидали два юноши-слуги.
Был уже поздний вечер, и купальня освещалась всеми факелами. Как следует натерев маслами, надушив и старательно причесав Красавицу, три грума вывели ее в непривычно широкий коридор, великолепно украшенный мозаичными орнаментами и привязанными тут и там рабами, что придавало этому проходному помещению вид первостепенной важности.
С каждым шагом Красавице делалось все страшнее. Где же Лексиус? И куда ее ведут? Юноши несли с собой средних размеров шкатулку, и принцесса боялась даже представить, что же там внутри.
Наконец они пришли в небольшой зал с массивными двойными дверями справа — своего рода вестибюль без потолка, под открытым небом. Красавица увидела над собой звезды, ощутила теплый вечерний воздух.
Но когда как раз напротив дверей она заметила в стене нишу — одну-единственную в этом зале, — девушку охватил жуткий страх. Грумы опустили шкатулку на пол и поспешно извлекли из нее широкий золотой ошейник и множество шелковых оберток.
Заметив ее перепуганный вид, слуги лишь улыбнулись. Они поставили невольницу в нишу, сложив ей руки за спиной, и быстро прихватили шею золотым, с тонкой меховой оторочкой ошейником, широкий обод которого поддерживал девушке челюсть, немного приподнимая подбородок. Теперь она не могла ни голову повернуть, ни посмотреть вниз. Сам ошейник крепился за спиной к крюку в стене, и даже если бы девушка оторвала от пола обе ноги, эта штуковина ее бы удержала на весу.
Между тем грумы сами стали приподнимать ей ступни, плотно оборачивая их длинными шелковыми полосами. Потом, все туже и туже наворачивая ткань, слуги старательно обмотали ей ноги до самого верха, оставив открытым лишь интимное место. Очень скоро полосы шелка обтянули и живот, и талию девушки, примотав ей руки за спиной, потом наискось, крест-накрест, легли на верхнюю часть туловища, обходя обнаженные груди.
С каждым витком шелковых полос Красавицу заматывало все плотнее. И хотя ей вполне хватало пространства набирать в грудь воздуха, она все же чувствовала себя совершенно сдавленной, полностью скованной, ей было жарко и тесно в этих обмотках, она не ощущала веса собственного тела. Она словно парила в этой нише — связанное и беспомощное существо, неспособное даже прикрыть обнаженное лоно или грудь или оставленную открытой полоску тела, где плотно сжимались ягодицы.
В завершение грумы расставили ей ноги пошире, примотав их тканью к основанию ниши. Поправили ошейник, проверили крюк за спиной.
Девушка дрожала всем телом, но слуги, конечно же, не обратили на это никакого внимания: они явно очень спешили. Торопливо причесав ей волосы и выпустив их на плечи, последним штрихом тронули помадой губы. Быстро, невзирая на стоны невольницы, пригладили гребнем волосы на лобке. Потом, чмокнув напоследок в губы, в который раз жестами дали ей понять, чтобы вела себя абсолютно тихо. И удалились в коридор, оставив Красавицу в этом освещенном факелами проеме ничем не выдающимся изваянием, как сотни других, что она уже видела десятками в коридорах дворца.
Девушка стояла не шевелясь. Ей казалось, будто ее тело распухает под плотными обмотками, заполняя под ними все возможное пространство, напирая на них каждым дюймом своей туго стянутой плоти.
От тишины звенело в ушах.
Факелы с пляшущими язычками пламени, горевшие напротив Красавицы возле дверей, казались ей куда живее, нежели была она сама.
Некоторое время девушка старалась стоять тихо и неподвижно, но потом все же не выдержала. Все ее тело жаждало воли. Она тряхнула волосами, попыталась высвободить руки, шевельнуть ногами. Однако все ее потуги не произвели ни малейших изменений в той изящной статуэтке, что сделали из нее грумы.
Слезы бессилия заструились у нее из глаз. И мало-помалу девушку охватила невыразимая мрачная отрешенность. Да, сейчас она всецело принадлежит великому султану, сделавшись частью его дворца, растворившись в нем со всей неотвратимостью.
Хотя, если разобраться, Красавице выпала великая честь, что ей отвели отдельное, специальное место и ей не пришлось стоять в ряду других невольников. Девушка посмотрела на двери: как же хорошо, что к ним для украшения не привесили рабов! Тут она сообразила, что, едва эти двери откроются, ей следует быстро опустить взгляд в пол, изображая полнейшее раболепие, которого от нее, собственно, здесь и ожидают.
А пока она тихо нежилась в своих шелковых тенетах, с грустью предвкушая, сколько отчаяния принесет ей грядущая ночь. Ее лоно уже вспоминало ласковые прикосновения жен гарема. И, все еще бодрствуя, Красавица стала грезить о Лексиусе, об этих необычных женщинах, о предполагаемой султанше, которая так внимательно следила за ней из-за ширмы и которая единственная к ней ни разу не притронулась.
