– Автомат на перекрестке с оживленным движением, – заметил Лестер. – Огромная победа. А что относительно D20? И кто такие нефинеи?
– D20 – это кость с двадцатью гранями. Ими пользуются геймеры, – ответил Лукас. – И я не знаю, что такое нефи… как их там?
– Напоминает название уличной банды, но я никогда о такой не слышал, – сказал Грив. – Давайте послушаем еще раз.
Пока они перематывали запись, Лукас сказал:
– Он знает про футболку. Кому мы об этом говорили?
– Никому. Ну, разве что семье. И девочка знает…
– Наверное, еще проклятый Гердлер. Нужно прослушать запись его выступления по радио, чтобы выяснить, упоминал ли он о футболке…
– Не исключено, что девочка дала кому-то интервью – теперь все болтают.
Грив включил запись, и они еще раз ее внимательно прослушали.
– Да, он сказал «нефинеи». Н-е-ф-и-н-е-и, – повторил Грив.
Лукас посмотрел в телефонном справочнике, Лестер – в справочнике адресов.
– Ничего.
Лукас прошелся по комнате, глядя в потолок, и повернулся к Лестеру.
– А про меня говорили в новостях? Или в газетах, что я буду вести расследование?
Лестер усмехнулся – в последние годы Дэвенпорт стал пользоваться известностью. Иногда это вызывало раздражение.
– Нет.
– Однако он сказал, что прочитал в газете о том, что расследование веду я…
– Ну, у нас здесь есть «Пайонир пресс» и разные выпуски «Стар трибюн», можешь сам посмотреть; но я так не думаю. Я читал все статьи.
– Телевидение или радио?
Лестер пожал плечами.
– Понятия не имею. Может быть. Они знают тебя в лицо – и твою машину. Вокруг школы в тот день было полно репортеров. Возможно, кто-то взял интервью у Манетта или Данна, и они упомянули о тебе. Или тот тип вчера по радио…
– М-м-м. – Лукас подумал о парне, которого видел в магазине Маркуса Паломы. Уж очень быстро он ушел, да и внешне напоминал похитителя.
– Ты хочешь, чтобы я проверил этих нефинеев? – спросил Грив.
Лукас повернулся к нему и кивнул. Грив был настоящим книжным червем.
– Да. Поспрашивай у людей, и, если кто-нибудь знает ответ, зайди в пару магазинов с играми, может быть, это новый персонаж или группа. Потом проверь цикл Толкиена «Властелин колец» и все такое. В городе есть пара магазинов научной фантастики, позвони туда и поговори с продавцами; возможно, кто-то слышал название книжной серии… или фэнтезийного сериала.
– Похоже, парень из умников, – заметил Лестер.
– Да, – кивнул Лукас. – И ему очень хочется это доказать. Он продержится пять дней или неделю – и я очень надеюсь, что хоть кто-нибудь останется в живых, когда мы до него доберемся.
Глава 07
Изнасилование что-то изменило в Энди, причинило ей серьезный урон.
Когда Мэйл закончил, она была охвачена паникой, испытывала боль, но в целом оставалась в полном сознании. Когда Мэйл забирал Женевьеву, она спорила с ним, умоляла.
А через час отдалась течению.
Энди лежала на матрасе с закрытыми глазами, перестала разговаривать с Грейс. Она отчаянно дрожала, пытаясь сжаться в комок, не контролировала мир вокруг – потеряла счет времени, не обращала внимания на звуки и на дочь.
Грейс подходила несколько раз, предлагала выпить клубничного лимонада, пыталась заставить поесть, сняла с себя пальто и отдала матери. Оно очень пригодилось: Энди спряталась под ним от света голой электрической лампочки, биотуалета и серых стен. Так она могла представить, что находится дома и спит…
Ей казалось, что она несколько раз просыпалась и разговаривала с Женевьевой, Грейс, а однажды с Джорджем. Иногда она чувствовала, что ее разум уносился куда-то вверх, словно облачко: она смотрела на свое тело, распростертое на матрасе, и удивлялась: почему?
Но иногда все вокруг становилось удивительно четким, она открывала глаза и смотрела на свои колени, прижатые к подбородку, и считала, что поступает очень умно, продолжая оставаться под пальто.
А еще Энди чувствовала, что ее разум перестал нормально работать. В последние мгновения просветления она поняла, что это безумие. Долгие годы она находилась снаружи – теперь же оказалась внутри.
Однажды ей приснился сон – или это было видение: несколько мужчин, настроенных дружелюбно, но куда-то спешивших, в халатах техников или ученых, засунули ее в стальной цилиндр размером с телефонную будку. Когда она оказалась внутри, на верхнюю часть цилиндра опустился стальной купол, чтобы его запечатать. Один из техников, умный, спокойный, светловолосый человек в очках и с легким немецким акцентом, сказал: «Вам нужно перенести жару. Если вам это удастся, все будет в порядке…»
«Нечто вроде защитного сна», – подумала Энди в один из моментов просветления. Блондина она видела в рекламе «Мерседеса» или «БМВ». Но мужчина не имел значения – главное заключалось в цилиндре: никто и ничто не могло добраться до нее, пока она находилась внутри.
Прошло много времени с тех пор, как Энди замкнулась в себе – она теряла сознание и снова выплывала на поверхность. Наконец ухватилась за луч здравого смысла, последовала за ним и села. Грейс сидела на бетонном полу и смотрела в монитор компьютера. Экран оставался пустым.
– Грейс, ты в порядке?
Энди говорила шепотом. Дочь рефлекторно посмотрела на потолок, словно шепот доносился сверху, от Бога. Потом оглянулась через плечо на Энди.
– Мам?
– Да. – Энди повернулась и села поудобнее.
– Мама, ты…
– Мне лучше, – сказала Манетт, но ее снова начало трясти.
Грейс подползла к ней. Ее стройная дочь выглядела сейчас совсем худенькой, точно голодная лисица холодной зимой.
– Господи, мама, ты долго спорила с папой…
– Джон Мэйл меня избил; он меня изнасиловал, – сказала она.
Она просто рассказала о том, что произошло. Грейс должна была знать, что случилось, чтобы ей помочь.
– Я знаю. – Дочь отвернулась, и по ее щекам потекли слезы. – Но теперь тебе лучше?
– Да, кажется. – Энди привстала на колени и поднялась с матраса, цепляясь одной рукой за стену.
Ноги ее не держали, они стали ватными и слабыми; потом Манетт снова почувствовала, как началось кровотечение. Она поправила юбку и блузку. Он забрал ее лифчик: этого Энди не забыла. Теперь она вспомнила, как все происходило.
Она повернулась спиной к дочери, приподняла юбку и спустила трусики: всего лишь пятнышко крови. Серьезных повреждений нет.
– Ты в порядке? – прошептала Грейс.
– Думаю, да.
– Что мы будем делать? – спросила Грейс. – И что с Женевьевой?
