Мне во время долгой службы за рубежом не раз приходилось встречаться и в дружеской беседе проверять реакцию американцев на "их" иноверцев, оказывавшихся на высоких постах в американской администрации. Помню, как критически оценивали они деятельность Киссинджера и Бжезинского, когда те были специальными советниками президента США по вопросам национальной безопасности. Один из крупных бизнесменов говорил мне: "Я бы предпочел видеть на таком посту нашего веснушчатого парня из Кеннтуки вместо наемных международных выскочек, которые неизвестно на кого работают тайно, а явно только стараются непомерно раздувать свою значимость". Но в США с их короткой историей, миграционным происхождением, эффективной системой контроля над деятельностью государственных чиновников эта проблема не стоит так остро, как в России, где ситуация прямо противоположная. Б. Ельцин, исходя из особенностей задачи по разрушению экономического фундамента, счел возможным поручить ее также нерусскому человеку - А. Чубайсу, согласившись с предложением последнего дать ему в заместители немца Альфреда Коха, получившего впоследствии кличку Приватизатор-2 и "прославившегося" чудовищными, оскорбительными высказываниями в адрес России и ее народа в одной из американских газет в конце 90-х годов. Безусловно, таким людям проще проводить любой, даже самый жестокий, эксперимент, выполняя политический заказ. А заказ был элементарно прост: в кратчайшие сроки создать класс частных собственников, который мог бы стать социальной опорой новой политической власти. Заказ этот теоретически был оформлен уже давным-давно, еще в годы холодной войны, когда вся американская государственная машина была запрограммирована на борьбу со всеми формами общественной собственности в любом уголке мира, ибо таковая рассматривалась как почва для произрастания коммунистической идеологии. Вся система помощи, займов и любых форм сотрудничества ориентировалась на поддержку частной инициативы, частной собственности, которая рассматривалась как естественная союзница США, где бы она ни находилась.
В пику американцам Советский Союз исходил из противоположной посылки теоретического характера, гласившей: "Чем сильнее будет в той или иной стране государственный сектор в экономике, тем ближе будет эта страна к СССР". Когда Советский Союз принимался за такие крупные проекты как Асуанская плотина и гидроузел в Египте, металлургический комбинат в Бхилаи (Индия), то общее направление мысли у тогдашних хозяев Кремля сводилось к тому, что, создавая крупную промышленность в странах третьего мира, мы тем самым создаем там новый класс - пролетариат, который является естественным союзником социалистического содружества. А то, что крупная промышленность всегда будет в государственной собственности, - это подразумевалось само собой. Вот так выглядел приведенный к общему экономическому знаменателю вой и скрежет холодной войны. Это был простейший бином: частная собственность против государственной (общественной) собственности.
Следовательно, чесоточный зуд проведения немедленной политики разгосударствления собственности в России являлся чистейшим рудиментом холодной войны, ибо соответствовал давным-давно известным фундаментальным стратегическим установкам США. Совершенно правомерно сделать вывод, что и заказ на "дикую приватизацию" был сделан из США. Если Б. Ельцин оставил, как положено, записи содержания своих бесед с американскими государственными деятелями и если эти записи не будут уничтожены по соображениям собственной безопасности перед историей, то при исследовании их, нет сомнения, обнаружатся прямые и энергичные наставления американских учителей немедленно приступать к приватизации государственного имущества. Русским людям, гражданам России, не надо говорить, что сам Б. Ельцин не был генератором никаких идей или мыслей. Просто потому, что его интеллектуальный багаж стратегического назначения столь ничтожен, что его величиной можно пренебречь. Мы здесь не говорим о его тактической изворотливости, недюжинной воле, определенной харизме, которыми он в полной мере пользовался, чтобы удержаться у власти в стране в течение десяти лет. А. Коржаков вспоминал, что Б. Ельцин не раз обрывал Е. Гайдара, который при докладах начинал оперировать экономическими категориями вроде "макроэкономика", "фондовый рынок" и т. п., говоря: "Брось ты, Егор Тимурович, свое умствование, говори нормальными словами по жизни". Чего стоит одно его публичное выступление перед всей страной буквально за несколько дней до катастрофического дефолта в августе 1998 г., когда Б. Ельцин уверял своих подданных, что "все хорошо, прекрасная маркиза" и нет никакой угрозы финансового кризиса. Вряд ли он сознательно обманывал россиян, он просто ничего не понимал в реальном положении дел в экономике и финансах страны и, не отдавая себе отчета, делал подобные заявления по просьбам и подсказкам придворных кукловодов. Вот и получается, что сам Б. Ельцин не мог породить идею "дикой приватизации", Б. Чубайс в "дореволюционное время" даже не интересовался этой идеей, других претендентов на авторство этой затеи в России не объявилось. Значит, семена сей напасти занесены политическими ветрами из далеких заморских стран, оттуда когда-то дополз до России колорадский жук. Сама по себе приватизация государственного имущества как метод повышения эффективности национальной экономики известна в мире очень давно. В Англии приватизировали в свое время угольную промышленность, во Франции - ряд крупных машиностроительных комплексов, которые в военные и первые послевоенные годы были национализированы. В Мексике, Перу, Аргентине государственная собственность также в определенных условиях поступала на торги и переходила в руки частных лиц. Ни само слово "приватизация", ни содержание этого процесса не вызывали острой аллергической реакции в обществе, не разрушали национальное единство. Даже левые и патриотические силы спокойно относились к процессу разгосударствления. Никого не раздражает приватизация, проходящая в Китае. Российская общественность даже и не заметила, как происходила приватизация в восточноевропейских странах, еще вчера бывших нашими социалистическими союзниками. Почему-то только российский вариант перехода к частной собственности оказался разрушительным в экономическом и катастрофическим в социальном отношении.
Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев приватизации в зарубежных странах сначала четко выстраивается правовая основа и только затем начинается сам процесс. У нас такой основы не было, и, как вскоре выяснилось, она никому не была нужна. В условиях отсутствия законов легче совершать любые беззакония. Закон можно временно заменить президентским указом: он имеет законодательную силу именно при отсутствии соответствующего федерального закона. Указ президенту может подсунуть либо дочка Таня, либо личный летописец Валя, и - вперед, заре навстречу, товарищи-приватизаторы. А закон надо вносить в Государственную думу, где в него вцепятся коммунисты, аграрии, конкуренты из своей собственной социальной среды, вроде "яблочников", потом подключатся журналисты, заработают демагогические рычаги и будут пилить, строгать, утюжить, шкурить, полировать его, пока он не приобретет приемлемые для всего общества содержание и форму. Ни президент, ни правительство не были заинтересованы в формировании правовой базы приватизации по понятным причинам: кто же станет сам на себя надевать кандалы? А вот почему Государственная дума и ее предшественник Верховный Совет РСФСР не озаботились этой задачей останется загадкой надолго. Здесь, видимо, сказала свое убедительное слово коррупция.
