— Бог ты мой! Там уже головка! Ну что ж за дуры такие?! Рожали бы уж дома. В последний момент приперлись! Кошмар!
Вот под эти причитания меня и увезли в родильную палату.
Мучилась я недолго, зато избежала кесарева сечения, правда порвалась страшно — восемь швов. Последнее, что я услышала, проваливаясь в сон, были слова врача:
— Ну вот и славно. Мальчик у нас. Смотрите, мамаша, какой джигит…
Очнулась я уже в палате. Мою попытку подняться пресек голос с соседней койки:
— Ты, милая, лучше не вставай, а то еще хуже будет.
Я посмотрела — там лежала, на мой взгляд, пожилая женщина с отекшим лицом, с какими-то серыми, свалявшимися волосами и голубовато-водянистыми глазами…
Вскоре мы подружились. Я узнала, что зовут ее Тамара, что ей сорок лет и это уже четвертый ее ребенок. Муж Тамары погиб буквально накануне родов в автокатастрофе…
— Он мальчика хотел, — говорила Тамара, — я и родила, а он даже не узнал. Жаль. Одни девочки у нас получались…
Девчонки Тамаркины целыми днями верещали за окном. И она, довольная, кричала им в ответ. А мне ходить было больно, кровь текла уже не так сильно, но с пеленками была просто беда. Их выдавали один раз в день тридцать штук на пятьдесят семь человек. Кто успел — тот и первый! Мне Тамара отдавала свои, но с матраца все равно капало.
Ко мне приходили Виктория и Лиза. Андрей не навестил ни разу, даже записку не прислал. Кричать Лизе из окна, выясняя, где он, мне было как-то неловко, а бабку вообще интересовало только состояние ребенка.
Домой меня выписали на девятые сутки — сыночек мой простудился. Накануне я попросила Викторию принести самые узкие мои джинсы и косметику — мне хотелось сразу влезть в штаны, а не в надоевшие сарафаны, и быть красивой.
Но когда мне передали пакет, я чуть не взвыла. Виктория положила туда спортивный костюм, а из косметики — лишь гигиеническую помаду. Красивым из нас двоих был только мой сын — он сладко спал в голубом свертке, весь в лентах и кружавчиках.
— Богатырь какой! — улыбнулась принесшая его медсестра и выжидательно на меня посмотрела. А я вспомнила, как Тамара рассказывала, что за девочку надо дать десять рублей, а за мальчика пятнадцать — на счастье. Но у меня денег не было. Я просто не знала, что делать, и ляпнула, что заплатить не могу. Покраснев, медсестра буркнула, что ничего не надо, и поторопилась уйти.
Мы вышли. Нас встречали Виктория, Володька и Лиза. На подружке были умопомрачительные джинсы, все какие-то вареные, в пятнах — «мраморные», высший писк того сезона. У меня от обиды за свой внешний вид слезы навернулись на глаза.
— Что же ты мне косметику не передала, ведь просила, — заныла я.
Виктория тут же зашипела:
— А зачем тебе теперь косметика? Вот намела подолом. Расти теперь! — и снова начала талдычить про хороших девочек.
Я еле удерживалась, чтоб не разреветься. В трениках, с вываливающимся животом, ненакрашенная, я выглядела как тетка с рынка, а Лиза рядом сидела вся расфуфыренная, с потрясающим макияжем, и пахло от нее моими любимыми «Фиджи». Поняв это, я напряглась.
— Ты где такие шикарные духи купила? — с подозрением взглянула я на нее.
— В своем магазине, — не моргнув глазом, ответила Лиза.
— Почем? — поинтересовалась я.
— Рублей за двести, кажется… — заколебалась она.
Тут мне окончательно все стало ясно.
— Эти духи стоят пятьдесят долларов в фирменном магазине! А за двести можно купить только польскую туалетную воду! Но она не пахнет, а воняет так же противно, как и твое вранье! — отчеканила я. — Эти духи ты взяла у меня. Они стоят на полке в ванной Андрея. Говори сейчас же, спала с ним, зараза? — Я схватила Лизку за воротник модной рубашки.
Лицо ее покраснело, глаза заслезились.
— Отпусти меня, больно!
— Ну вы что, с ума, что ли, сошли, ребенка задавите! — тут же вмешалась бабка. — Дома разберетесь…
Ослепленная злобой, я действительно не заметила, как сверток с сыном сполз с коленей и оказался между мной и Лизой. Мы сидели на заднем сиденье, а Виктория рядом с водителем, поэтому причины возни она не услышала. Зато Володька прекрасно все понял — я успела заметить его самодовольную улыбку в зеркале дальнего вида… Вот почему Андрей не приходил ко мне… Теперь мне все стало ясно…
— Что ты ему наплела, гадина?! — спросила я шепотом съежившуюся Лизу.
— Ничего я ему не говорила! Отстань от меня! У нас ничего не было, а духи — мои, говорю же, у себя в отделе купила!
— Хорошо! Вот сейчас приедем домой и все выясним.
Я сделала вид, что занялась сыном, но внутри у меня все бушевало. «Ну какова! Влезла между нами, пользуясь моей отлучкой. Спит с моим мужиком, да еще и моими духами пользуется!» Я посмотрела на подругу. Конечно, выглядела она сейчас намного лучше меня — живота нет, грудь высокая, бедра стройные, и вообще… Правда, ростом не вышла, а по сравнению с Андреем вообще метр с кепкой, и то в прыжке. Но мужики любят маленьких женщин, на их фоне они кажутся себе гигантами… «Да, надо что-то делать, мужик уплывает из рук!» — подумала я.
По приезде Лизка с нами сидеть не стала, быстро попрощалась и убежала Виктория только обрадовалась:
— Слава богу, ушла балаболка! И зачем она тебе? Ишь вырядилась, ты смотри, штаны какие узкие натянула и намазалась как шлюха…
— Нехорошая девочка, — съязвила я.
— Ты мне не хами! — повысила голос Виктория. — Я тебе еще пригожусь!..
Дома я первым делом отправилась в ванную. Боже, кто это? Я застонала — из зеркала на меня смотрела жуткая баба: волосы как пакля, лицо распухшее, глаза — щелочки. «Ну и хорошо, что Андрей меня не встретил», — подумала я.
— Ты собираешься сыном заняться? — Виктория возникла в дверях, подобно грозному призраку.
— Бабушка, дай покой! Я только из «тюрьмы», могу я помыться спокойно?! — взмолилась я и закрыла дверь.
— Из тюрьмы — послушайте ее! Я тебе устрою такую тюрьму! — бушевала бабушка за дверью. А я с наслаждением намылилась дорогим гелем и встала под горячий душ. Господи, какое счастье!..
Бабулю я отправила вечером домой — очень утомили меня ее заботы и постоянные указания.
— Ты иди выспись, а завтра приходи к обеду, — уговаривала я ее. — Он спокойный, видишь, спит.
Она ушла.
О том, какой у меня спокойный мальчик, мне довелось узнать в первую же ночь. Только я задремала, сын проснулся. Сначала он ворочался, но потом начал плакать. От его плача у меня начало прибывать молоко, и я, вспомнив, как расцеживала грудь в первый день в роддоме, решила все-таки его покормить. Но, поев, маленький тиран, естественно, решил опорожниться. Пришлось нести его в ванную. Там я его чуть не уронила — промежность у меня еще болела, и стоять, нагнувшись, было очень тяжело. Кое-как помыв сына, я решила его запеленать. Но и тут потерпела неудачу — как я ни старалась, то одна рука, то другая вылезали из свивальника… Наконец, завернув ребенка, я положила его на кровать и легла рядом… Через двадцать минут малыш захныкал снова.
