— Так я и знала, — она развернулась к слесарю: — Спасибо, голубчик, займись замком — все оплачу. — А сама включила холодный душ и стала меня поливать. Я, конечно, тут же заверещала, что сейчас простужусь.
— Да что б ты сдохла, дура окаянная. Чего удумала — дите травить. Да тебе, идиотке, голову оторвать мало. Марш в постель. — И она хлестнула меня по заднице ладонью.
Держась за попку, я нырнула в койку и затихла.
— Да нешто ж я зверь! Зачем дитятко убивать? Ну подумай сама! — запричитала она.
И тут я увидела, что бабушка-то моя — нормальная старушка, ничто человеческое ей не чуждо. И напрасно я бегала от нее, ведь она мне добра желала. Она тут же вызвала «скорую». Мне вкатили какой-то укол и увезли в больницу на сохранение.
Где-то на третий день, когда я уже сосчитала всех мух на балконе и раздумывала, как бы сбежать, в палату тихо вошел Андрей с огромным букетом и сумкой, полной апельсинов.
— Ну что, котенок, не можешь без приключений? Ну почему ты у меня такая балда? Ни на секунду нельзя оставить одну. — Он участливо посмотрел на меня, присел на край кровати и положил руку на мой живот. — Ну все обошлось, и слава богу, — заключил он.
— Это все из-за тебя, — прошептала я обреченно, — если бы ты женился на мне — я спокойно бы ходила беременная, и все было бы хорошо.
— Не думаю, — тихо ответил Андрей, — ничего спокойно ты делать не умеешь. У тебя все через истерику. Но ты сейчас в больнице, поэтому я тебя прощаю, вернешься домой — там поговорим.
Я отвернулась и заплакала, а Андрей поднялся.
— Хороший прием, но не всегда срабатывает, — усмехнулся он и ушел.
Я швырнула ему вслед букет, но не успела — он упал у двери. Сумка, которую я задела, опрокинулась, и апельсины раскатились по полу.
— Зачем вы так с ним, он ведь тоже страдает, — удивилась моя соседка.
— А мне? Это мне больно. Пускай страдает, — разозлилась я.
— Зря, — тихо прошептала девушка и отвернулась.
Беременность протекала тяжело. То мне хотелось соленых огурцов, то мела пожевать, то вдруг тянуло на мармелад. Съесть я могла тонну. Но самыми ужасными были последние два месяца. Живот тянуло немилосердно, ноги отекли, дышала я как паровоз и с трудом поднималась по ступенькам. Я стала истеричной и нервной. По любому поводу ударялась в слезы. Немудрено, что Андрей скоро завел себе кого-то, я это чувствовала, но мне было не до секса, а он без этого жить не мог.
В это время я очень подружилась со своей соседкой по лестничной клетке, мы часто сталкивались с ней в подъезде. Звали ее Лиза, она была милая, заботливая девчонка, работала в парфюмерном отделе нашего универмага. Всегда умело накрашенная, в симпатичных мини-юбках и на высоких каблуках, она умела произвести впечатление. Однажды она увидела у меня дома на столе фотографию Андрея.
— А кто это? — Лиза взяла с тумбочки снимок.
— Это мой друг, — сказала я.
— Это он отец будущего малыша? — улыбнулась Лиза.
— Он, — и я рассказала ей о наших отношениях.
— А когда он снова придет? — заинтересовалась Лиза.
— Обещал завтра вечером, — тоскливо ответила я, понимая, как тяжело стало Андрею со мной.
— Слушай, я знаю, как вернуть тебе твоего любимого, только ты не плачь — мужики этого не любят. Предоставь дело мне, а я уж ему объясню, что с тобой! — предложила подружка.
Где были тогда мои мозги, или я так отупела от беременности. Но мне очень хотелось вернуть Андрея, и я согласилась на эту авантюру. Сколько раз потом я проклинала ту минуту!
Мы договорились с Лизой, что она придет ко мне где-то за полчаса до визита Андрея.
— Ты, главное, лежи тихо, как больная, — советовала она.
А мне и притворяться было не надо — так отвратительно я себя чувствовала.
Андрей вошел в комнату с очередными апельсинами в руках.
— Опять апельсины! — не выдержала я. — Видеть их не могу.
— Это витамины, держи, киска, и не куксись. Он нагнулся, чтобы поцеловать меня. — Ну, как ты себя чувствуешь?
— Отвратительно, — четко выговорила я.
— У нее просто настроение плохое, — включилась Лизка.
Андрей оглянулся, и я представила их друг другу. Он оценивающе осмотрел ее ноги, потом все остальное. Мне это не понравилось.
— А может, мы не будем ее тревожить, пусть поспит? — успокаивающе проворковала Лиза и встала.
— И то верно, сосни чуток. — Андрей двинулся к двери. Если честно, мне совсем не хотелось, чтобы он уходил, но Лиза выразительно подняла бровь, и я устало произнесла:
— Ладно, идите уж. — Знать бы мне тогда, какую фантастическую ошибку я совершаю. Но ведь от друзей меньше всего ожидаешь подлости, а потому чаще всего получаешь удар в спину…
Проснулась я утром совершенно разбитая, ужасно тянуло живот. Ко мне заглянула Виктория и сразу принялась меня тормошить:
— Давай-ка, голубушка, вставай, прогуляемся на рынок.
С трудом я оделась, и мы двинулись к рынку. Очередь из трех человек я еле выстояла, но тут мне захотелось сладкого, и мы купили пирожные.
Назад идти пешком я уже не смогла и заныла:
— Давай на троллейбусе?!
— Ходить надо, лентяйка, — проворчала бабуля, но пошла со мной к остановке.
В троллейбусе мне, конечно, никто места не уступил. Толстая бабка, перед которой я стояла, отрывисто сказала:
— У меня ноги в пузырях, а ты молодая.
Дома после фасолевого супа и парочки пирожных меня скрутило основательно, и тут до бабушки наконец дошло:
— Да ты никак рожаешь? Схватки это! — И она бросилась звонить Володьке — водителю Андрея.
Тот примчался через двадцать минут, бледный, и с порога заявил:
— Андрей на совещании. Я его вытащить не смог. Куда везти?
— В девятнадцатый роддом, — голосом, не терпящим возражений, сказала Виктория.
— А это где?
— В п…де! — не моргнув, заявила бабка. — Садись за руль, покажу по дороге…
Как я это вынесла — не знаю, одна из схваток пришлась прямо на трамвайных путях, и название кинотеатра «Родина», мимо которого мы проезжали, навсегда отпечаталось у меня в мозгу.
Я лежала на заднем сиденье, а ногами упиралась в потолок — потом выяснилось, что продавила крышу.
В роддоме, конечно, тоже была очередь. Я стояла согнувшись и тихо стонала: «Я сейчас умру!»
— Да что ты, Светик! Тебе еще часов десять мучиться! — ласково успокаивала меня Виктория.
Наконец меня посадили перед врачом. Схватки были столь частыми, что я еле произнесла свое имя и фамилию. Медсестра же, положив меня на каталку и раздвинув мои ноги, всплеснула руками:
