Скотт крепко обнял ее и прижал к себе. Как спокойно и тепло было в его руках… Нежный поцелуй, успокаивающий, а не возбуждающий. Скотт никогда не любил разговоры после секса. Он обычно устраивался в постели поудобнее и быстро засыпал. Эмили надеялась, что и в этот раз будет так. Сейчас ей нужно было время. Она не хотела, чтобы Скотт понял, как сильно их близость повлияла на нее. Двенадцать лет назад Эмили была совсем молоденькой и ощущала себя почти полностью растворившейся в своей любви к Скотту. Что же могло измениться сейчас? Она стала старше, увереннее в себе. Но стала ли она мудрее? Знает ли она на самом деле, чего хочет?
Эмили почувствовала на себе взгляд Скотта и быстро прикрыла глаза, притворяясь, что спит. «Трусиха! – упрекнула она себя. – Забыла золотое правило – никогда не возвращаться на старые пепелища». Она вновь открыла глаза и в упор уставилась на Скотта.
Бурчание в его животе было ей ответом. Скотт смущенно хохотнул, не открывая глаз.
– Есть хочешь? – спросила Эмили, нежно погладив его по животу.
Скотт поймал ее руку и поднес к губам, нежно поцеловав ладонь:
– По-моему, со мной все ясно.
– Тогда, может быть, все-таки поужинаем? – предложила Эмили.
– Звучит заманчиво! – ответил Скотт, не выпуская ее из своих объятий.
Она была так счастлива сейчас… Остальной мир словно перестал существовать.
Эмили повернулась и прижалась губами к груди Скотта. В животе у мужчины снова забурчало.
– Спорим, я знаю, чего ты хочешь? – сказала она.
– Даже не догадываешься, – произнес он с самодовольной усмешкой.
– Ну ладно, любовничек! – Эмили встала с кровати и взялась за платье. Внезапно она подумала, что вряд ли наденет его еще когда-нибудь.
– Постой, я припас для тебя кое-что еще, – остановил он ее.
Подойдя к своему чемодану; он вытащил из него большой красный шелковый шарф.
– Я помогу тебе.
Его голос был хриплым, глаза сузились, а ноздри раздувались. Судя по всему, он снова был возбужден. Развернув шарф, он закутал Эмили, а затем притянул к себе, так что они соприкоснулись грудью, и потянулся к ее губам. Сейчас Скотт не касался Эмили руками, она чувствовала лишь прикосновение его губ к своему рту. Это было необычно и чудесно. Эмили поняла, что теряет голову. Но на этот раз это было не только сексуальное желание. Она чувствовала себя так, словно долго блуждала во тьме и наконец нашла то, что искала. Это было как возвращение на родину после долгого и безрадостного путешествия по чужим странам. В душе Эмили вновь воскресли давно забытые воспоминания, девичьи грезы. Да, они были такими наивными, но такими сладкими! И все это сотворил Скотт. Ни один мужчина в мире не смог бы этого сделать. Только он, он один…
Скотт был поражен, с какой страстью Эмили отвечала на его ласки в этот раз. Она никогда не была холодной или чересчур стыдливой, но того, что она творила сегодня, раньше он даже представить не мог. Сейчас она, закрыв глаза, откинула назад голову, чтобы поцелуй длился дольше.
Это было замечательно – снова вместе. И вкус Эмили был замечательным. Выпустить ее из своих объятий просто невозможно. Скотт испытывал большое искушение забыть про свой пустой желудок и вновь перебраться на кровать, но его живот вновь возмущенно заурчал. Эмили громко хихикнула.
– Такими темпами мы до стола не доберемся.
Скотт соединил вместе концы шарфа, обернул их вокруг ее шеи и завязал. Яркая шелковая материя превратилась в очаровательное мини-платье. Мысль о том, что, стоит дернуть за кончик шарфа, и тело, Эмили опять предстанет перед ним во всей красе, снова возбудила Скотта.
Эмили уже сидела за столом. Как много времени, казалось, прошло с тех пор, когда Скотт вернулся после своего бегства и застал ее здесь накрывающей на стол к ужину… Мужчина наблюдал за ней – как она ходит, как двигаются ее проворные руки. Каждый жест этой женщины был исполнен неизъяснимого очарования. Реальный образ Эмили сливался с тем, который Скотт давно лелеял в своих самых тайных мечтах. Ему казалось, что номер в отеле исчез: они с Эмили находятся в их собственном доме. Она хлопочет вокруг стола, их ждет открытая бутылка вина, а из сада доносятся звонкие и радостные голоса их детей. На мгновение он уже был готов поверить, что все так и есть на самом деле. Разве не этого он желал двенадцать лет назад, когда готовился сделать Эмили предложение, разве не для этого купил обручальное кольцо?
Эмили пристально смотрела на него. С трудом очнувшись от грез, он понял, что, должно быть, она о чем-то спросила, но о чем?
– Скотт, с тобой все в порядке? – встревожено спросила Эмили.
– Да. Тебе помочь?
– Я хотела поговорить с тобой.
– О чем?
– Я хочу знать больше о тебе.
– А ты сама что собираешься мне рассказать?
– Это что: допрос с пристрастием? Или ты хочешь взять у меня интервью? – Да, мисс редактор отдела! Эмили скрестила руки на груди.
– Я скажу тебе… А что ты хочешь знать?
– О твоей семье. Ты никогда мне о ней ничего не рассказывала.
Эмили горько усмехнулась. Что она могла рассказать ему о своей семье? Говорить о бесконечной нужде и унижениях, в которых прошло ее детство? О брани и скандалах родителей? О том, что она уже пятнадцать лет их не видит?
– Мои родители живут в Сохо. Отец, кажется, уже не работает. Они живут на пособие, – кратко ответила Эмили.
– Значит, они очень бедны? – в лоб спросил Скотт.
Эмили стояла, отвернувшись от него. Неужели придется ему все-таки обо всем рассказать? Как же ей этого не хотелось…
– Да, бедны. Ты же знаешь, они эмигранты из Чехии. Эмигрантам всегда трудно устроиться на работу.
– Я знаю, – кивнул Скотт. – Не все могут привыкнуть к жизни в чужой стране.
– А твои родители? – спросила Эмили, желая покончить с неприятной темой.
– О, с ними все в порядке. Живут в Челси. Каждое воскресенье я хожу к ним на обед. Еще приходит моя младшая сестра с детьми.
Она никогда не представляла себе дом и родителей Скотта. Его семья. Все это звучало очень мило. Наверное, он очень их любит. А про себя она не могла этого сказать. Слишком сильна была память о нищем, безрадостном детстве в трущобе.
– Ты единственная дочь в семье? – продолжал расспрашивать Скотт.
– Был еще братишка, но он умер в три года.
– А отчего? Или тебе тяжело говорить об этом?
Эмили смешалась. Да, ей было тяжело об этом говорить, но не только из-за жалости к умершему малышу. Ей вообще тяжело вспоминать обо всем, что связано с семьей и детством.
– Если ты не хочешь говорить, я не настаиваю, – мягко сказал Скотт.
Он снова порылся в своей сумке и вытащил еще одну бутылку.