— Фредериксе, Фредериксе, — нараспев произнес он. — Как жаль, что я так и не смог добраться до этого острова. Собрался два года назад, уже были куплены билеты, но меня неожиданно направили в Монголию — во время конноспортивного праздника там свалился с лошади и трагически погиб второй секретарь посольства, и потребовалось срочно его заменить. А не успел я вернуться из Монголии, как меня послали в Женеву. В министерстве иностранных дел на набережной Ке Д'Орсе мне намекнули, что это назначение что-то вроде своеобразной компенсации за открытые всем ветрам степи и суровый климат Монголии. Однако здесь оказалось так много работы, что, не поверишь, я даже начал испытывать некоторую ностальгию по Монголии. В конце концов, к ее суровому климату привыкаешь. А здесь постоянно какие-то политические консультации, бесконечные визиты нашего министра, наблюдателей и депутатов парламентов… Короче, Женева настоящий международный проходной двор.
На лице Хелены отразилось беспокойство.
— Но если у тебя такой напряженный график работы, я же тебе могу помешать!
— Нисколько, — покачал головой Гастон. — Тебе это не удастся в любом случае. На вилле, которую я снимаю, восемь спален. Помимо тебя там может разместиться еще целый взвод солдат, и при этом никто не будет мешать друг другу. Кстати, мы уже приехали, — заметил он. — Видишь указатель «Бель-эр»? Здесь я снимаю виллу.
— А почему именно здесь? — не удержалась от вопроса Хелена.
Гастон улыбнулся.
— Считается, что отсюда самый красивый вид на Женеву. На озеро, на фонтан, на Старый город, на мосты. К тому же этот район Женевы самый близкий к Франции. Граница проходит вон за тем холмом. — Он небрежно махнул рукой, и на его лице заиграла лукавая улыбка: — Ведь, находясь за границей, хочется быть поближе к родине.
Мысль о том, что ей самой пришлось покинуть свою родину, заставила Хелену помрачнеть.
— Я что-то сказал не то? — разволновался Гастон.
Она заставила себя улыбнуться.
— Да нет, просто я устала после длительного перелета.
— Ты называешь это длительным перелетом? — покачал головой Гастон. — Господи, Хелена, какая же ты на самом деле счастливая! Ты только представь, каково мне было добираться до Улан-Батора, который находится на противоположной стороне земного шара!
Он остановился перед ажурными чугунными воротами и нажал на кнопку дистанционного управления. Ворота распахнулись, и Гастон въехал на территорию виллы. Машину со всех сторон обступили заросли огненно-красных рододендронов, которые в Швейцарии называют альпийскими розами, и соперничающих с ними по яркости и глубине красного цвета амариллисов. Прямо к капоту «вольво» наклонили свои желтые головки каллы. Сама вилла утопала в зарослях глицинии и дикого винограда.
— Да у тебя тут настоящий сад! — восхищенно воскликнула Хелена.
— Как только я увидел этот дом, то сразу понял: я буду жить именно здесь, — кивнул Гастон. — Ты только принюхайся, как пахнут цветы! А вечером тут можно наслаждаться пением соловьев. Когда поздно ночью я открываю окно в сад, то даже не верится, что я нахожусь в городе, а не в деревне. — Он ввел Хелену внутрь. — Вот твоя комната. Располагайся и постарайся хорошенько отдохнуть с дороги. Потому что вечером я хочу пригласить тебя в ресторан. И не в простой, а в ресторан отеля «Де Берг». Когда-то там ужинал автор идеи «вечного мира», французский премьер-министр Аристид Бриан, имя которого перед войной знал каждый европеец, бывали Чемберлен, Черчилль и даже Муссолини. И я жду не дождусь, когда ты начнешь свой рассказ о Фредериксе и о том, как там жили представители нашего рода.
Эта неделя для Бьерна, казалось, тянулась бесконечно, а долгожданные выходные все не наступали. Чтобы дотерпеть до субботы, ему пришлось собрать в кулак всю свою волю. Он с трудом заставлял себя выходить на работу, принимать посетителей, делать обзоры датских газет, писать предназначенные для МИДа отчеты. В голове было только одно: предстоящее свидание с Хеленой.
Бьерн не знал, как оно пройдет. Не представлял, что скажет Хелене при встрече. Ему хотелось лишь одного: вновь увидеть ее, ощутить ее волнующее присутствие рядом с собой. Перед глазами вставала картина июньской ночи: костер, разожженный прямо в море, то, как он прыгал через него, удивление и восхищение в ее глазах.
С тех пор он больше не мог думать ни о какой другой женщине. Только Хелена властвовала в его сердце, волновала его душу. Бьерн жил предстоящим свиданием и ни о чем другом не мечтал.
Путь на пароме до Фредериксе показался Бьерну нестерпимо долгим. Порой ему чудилось, что капитан парома чуть ли не нарочно замедляет ход. Завидев наконец перед собой песчаный берег острова, Бьерн принялся считать минуты. И когда паром пришвартовался к причалу Фредериксхавна, он первым сбежал на берег.
Слава богу, с такси проблем не было — на стоянке выстроились сразу несколько машин. Бьерн бросился к первой, назвал скучающему водителю адрес и, когда машина тронулась, до боли вцепился в краешек сиденья. Как же он устал ждать!
Словно почувствовав его состояние, таксист развил максимальную скорость. В окне машины замелькали поросшие вереском и дроком луга, мост над неширокой речкой, буковые рощи и наконец показались серые башни королевской крепости Фредериксхавна. Через минуту, взвизгнув тормозами, автомобиль остановился у знакомого желтого домика.
— Благодарю вас, — произнес Бьерн, расплатился с водителем и выскочил из машины.
Сердце в груди гулко отстукивало удары. Приблизившись к двери домика, он, не переводя дыхания, несколько раз постучал.
На пороге появилась Мерле.
— Здравствуйте. Я могу увидеть Хелену? — нетерпеливо спросил он.
— Нет, — покачала головой она.
У Бьерна потемнело в глазах.
— Почему?!
Мерле пристально посмотрела на него.
— Ее здесь нет. Она уехала.
— Как… уехала? Куда? Мы же договорились встретиться с ней сегодня. — Бьерн почувствовал, как у него закружилась голова.
Мерле молча смотрела на него, не произнося ни слова.
— Я не понимаю. — Бьерн провел рукой по лицу. — Вы не шутите?
— Нет, — покачала она головой. Выражение ее лица было грустным.
— Поймите, я специально приехал из Копенгагена, чтобы только увидеть ее. — Бьерн чувствовал, что почва уходит у него из-под ног. — Она ничего не просила передать мне?
— Она просто уехала с острова, господин Магнуссон. — Мерле пристально смотрела на него, и в глазах ее мелькало явное сожаление, как будто она осуждала отъезд дочери.
— Но… почему она поступила так? — Голубые глаза Бьерна потемнели. — Неужели я ее чем-то обидел?
— Не знаю. Но, видимо, что-то случилось, раз она уехала.
Из груди Бьерна вырвался невольный стон.
— Вы считаете, что она уехала с Фредериксе из-за меня?!
