Сон и реальность сейчас так смешались в ее сознании, что она не в состоянии была их разделить.
Изабель положила что-то ей на грудь. Фотография. Энни осторожно подняла ее к глазам. Лицо Изабель – Сапфо заполняло весь лист, в центре которого словно звезды сияли глаза. Ближе к краям фотографии лицо теряло конкретность, и распущенные волосы окружали его мягкой дымкой.
Изабель присела на край кровати, и Энни подвинулась, уступая ей место.
– Вот она, Энни.
– Вам нравится, мэм?
– А тебе? – Изабель в упор взглянула на Энни.
Энни снова посмотрела на фотографию – на первый взгляд все было в полном порядке: освещение, размытость изображения по краям. Выражение вышло грустнее, чем она хотела, но и это тоже было неплохо. Энни вспомнила прошлую ночь, свои мысли об Изабель и почувствовала, как жар волной пробежал по ее коже.
– Да, – ответила она.
– Искусство само находит нас, – произнесла Изабель.
Энни почувствовала, что краснеет. Изабель положила свою руку на руку Энни, держащую фотографию.
– Ты сумела представить меня так, что это поразило меня самое, – сказала Изабель и подумала: «Это даже чуть-чуть слишком. Слишком хорошо, но тем более удивительно».
Она поднялась, оставив фотографию в руках у Энни.
– Оставь это себе. Это твое. Изабель вышла из комнаты. Еще не проснувшись окончательно, Энни села в постели и опять взглянула на фотографию. Она совсем не была похожа на образ, сохранившийся в ее памяти: Изабель на полу, свет и тепло камина. И все же фотография передавала что-то из ощущений прошлой ночи. Вот оно! Этот взгляд Изабель. Взгляд, устремленный на Энни, словно она любит ее, словно уже полюбила.
Платье, в котором Энни заснула, измялось. Волосы растрепались. Прежде чем спуститься вниз, ей придется привести себя в порядок. Спустив ноги на пол, она заставила себя встать с постели, но перед этим спрятала фотографию под подушку, под Библию, слова которой стала уже забывать.
Или это бог стал забывать ее?
Перед тем как сесть на поезд и отправиться из Лондона домой, Эльдон успел сделать два важных дела. Во-первых, он зашел в паб, где осушил три стакана виски, а потом, набравшись хмельной смелости, которой сам от себя не ожидал, решительно отправился в соседнее заведение.
Тяжело дыша, он поднялся по грязной и темной, скрипучей лестнице, хватаясь, чтобы не упасть, обеими руками за обшарпанные стены справа и слева от себя. Комната наверху оказалась неожиданно светлой. Он зажмурился.
– К вашим услугам, сэр, – сказала женщина в комнате.
В углу, в шкафу с антикварными вещицами, он сразу заметил то, что ему нужно, и жадно схватил потными от возбуждения руками.
– Вы хотите это, сэр? – спросил фотограф, стоявший за камерой. Он сделал знак своей помощнице отойти в сторону.
– Да, я хочу это, – ответил Эльдон, чувствуя потными ладонями округлость маленького старинного медного глобуса. Льды полярной шапки приятно холодили ему пальцы. – Да, я хочу это.
Сидя в постели, Изабель разглядывает что-то у себя на коленях. Она вздрагивает от неожиданности, когда дверь резко распахивается, ударившись о стену.
– Эльдон? – спрашивает она в изумлении. Он замер в дверях и не двигается – после столь театрального появления он, похоже, не знает, что делать дальше. Костюм его измят. Борода спутана.
– Что случилось?
Эльдон по-прежнему не двигается.
– Нет, – говорит он.
– Нет?
– Нет. Дунстан сказал «нет». В ответ на мое предложение. Его ответ мне – «нет».
Изабель протягивает к нему руки, и он приближается к ней неверной, шаркающей походкой. Она усаживает его на край кровати, берет за руку.
– Можно найти другого издателя, – говорит она.
– Нет, невозможно, – возражает Эльдон. – Я мог работать только с ним. Он был единственным, кто еще соглашался иметь со мной дело.
Эльдон смотрит на свои заляпанные грязью туфли, стоящие на голубом узорном ковре. Еще в поезде по дороге домой он продумал все возможные способы исправить положение и окончательно убедил себя, что его ситуация безвыходна.
– До сих пор я верил, что он уважает меня и считает мое участие в работе над атласом важным для себя. Но он отказал мне в праве на собственное мнение. Он считает, что я просто должен делать то, что он скажет. – Изабель сжимает его ладонь. – Он опять говорил о тематической карте, он сказал: «Я бы мог восстановить свою репутацию, показав путь к рубиновым копям Африки и россыпям изумрудов в джунглях Амазонки». Именно так он выразился.
Эльдон чувствует себя опустошенным. Руки жены, сжимающие его руку, не успокаивают, а, наоборот, раздражают его. Он выдергивает руку и замечает фотографию, лежащую на коленях у Изабель.
– Что это?
Изабель молча протягивает ему фотографию.
– Автопортрет? – Он не знал, что она фотографирует себя. Она всегда изготовляла всякие финтифлюшки. Аллегории. – Это что-то новое?
– О нет, – отвечает Изабель. – Это не автопортрет.
Эльдон рассматривает фотографию внимательнее. Он никогда в жизни не видел свою жену такой. Выражение ее глаз было столь интимным, что ему захотелось отвернуться. Если фотографировала не она сама, то куда же направлен ее взгляд:
– Кто это снимал? – спрашивает он.
– Энни Фелан, – ответила Изабель. – Но, конечно, под моим руководством. Посмотри, какая сложная техника… И как удачно подходит для портретирования! Изображение в натуральную величину. Фокус настроен на глаза – это одно. А края и фон размыты и словно исчезают в дымке – это другое.
– Энни Фелан? – удивился Эльдон.
Он снова недоуменно вглядывается в фотографию, в лицо жены, полное нежности. Горничная сделала эту фотографию? А ведь Изабель до сих пор даже близко не подпускала его самого к своей камере. Однажды, когда он сам предложил ей снять ее, она раздраженно отказалась. Она не желала, чтобы он увидел ее такой. А когда он несколько раз позировал ей – еще до того, как ему окончательно надоело изображать всех этих Бореев и Артуров, – она никогда не смотрела на него с подобным выражением. Эльдон внезапно холодеет, затем его бросает в жар, потом снова в холод. Когда во время разговора с Дунстаном он понял, что потерпел поражение, окончательно разбит и начинает катиться по наклонной плоскости, он вдруг вспомнил историю Энни Фелан, рассказанную ему во время послеобеденной прогулки. Тогда это воспоминание немного поддержало его. Теперь же, когда перед ним столь очевидное свидетельство близкой связи, возникшей между ней и Изабель, эти теплые воспоминания немедленно испаряются. Энни – вот в чем секрет его жены, и, оказывается, она уже принадлежит ей, как и все остальное в этом доме! Все разочарование, накопившееся после встречи с Дунстаном, поднимается со дна его души и с головой захлестывает его.