Коринна бегала по всему саду от осы, которая хотела сесть на ее арбуз. И все над ней хохотали, даже мама!
Чтобы приготовить на обед кролика, здесь не шли в магазин, а ловили живого, прямо в клетке. Сдирали с него шкуру — и в кастрюлю! Мы с сестрами визжали от ужаса. А все были довольны. Даже мама.
Америко с крестным починили нашу букашку. Она стала как новенькая. Мама была рада.
Я должна была сидеть в тени и ходить в панаме, потому что солнце здесь очень злое. Мама меня предупредила. Если я забывала панаму, кто-нибудь бежал в дом и приносил мне ее. А если я выходила в футболке без рукавов, кто-нибудь прикрывал мне плечи шалью, или платком, или даже кухонным полотенцем. Я — bionda ragazza. Bianca ragazzina.[12]
Патриции, Фабио и Антонелле столько же лет, сколько нам. Никто здесь не говорил, что мне бы мальчиком родиться; другие девочки еще похлеще меня. Мы лазали на все деревья. Кидались друг в друга камнями! И взрослые не боялись, что я разобьюсь или покалечусь. Больше попадало Антонелле. Я худенькая, беленькая и слабенькая — так они все, по-моему, думали.
Мама плачет, прощаясь со своими родными. Бабуля тоже. У дедушки грустное лицо. Коринна ревет в три ручья. Жоржетта ей помогает. А я вдруг на минутку испугалась. Мне очень понравилось в Италии, но вдруг мы во Францию никогда не вернемся? За все две недели я не видела здесь ни одного блондина.
Жоржетта ела макароны и кровяную колбасу — столько, что чуть не лопнула.
— Больше ты у меня не будешь столько кушать, Жожо, — это мама предупредила, что дома наша жизнь пойдет по-прежнему.
На обратном пути она машину вела лучше.
— Вальо, ты как в силах одолеть туннель? — спросил крестный.
Да, мама была в силах одолеть туннель.
Мы остановились поесть на автостоянке. Все были рады итальянской колбасе и сыру проволоне. Мама улыбалась по-итальянски. И говорила с полным ртом «пасты».
Мы вернулись в нашу маленькую квартиру, в дом 88 по улице Доброго Пастыря. Сосед на лестнице спросил, не мы ли заводили вчера музыку.
— Мы только что приехали.
Мама показала наши чемоданы.
Ему и ответить было нечего при виде мамы и сестер, такие они были черные, — я только теперь это заметила, по сравнению с мсье Онеттом.
Когда мама отперла дверь нашей квартиры, Коринна замешкалась на пороге. Она прислушивалась. Вдруг Пьер уже там?
* * *
Отклонили! Мой вопрос отклонили! У нас общее собрание. После первого пункта повестки дня — «Италия» — мы переходим к пункту второму — «штукатур».
— Да что нам за дело, если он здесь не живет?
В сотый раз повторяю я этот вопрос, сколько можно?
Коринна не хочет ничего слышать.
— Нет, нет и нет! — в сотый раз отвечает она.
Она решила, что я хочу реабилитировать осужденного без отбытия срока.
Коринна злится из-за Пьера. Мы видели его почти каждый вечер, пока были в летнем лагере. А после возвращения из Италии видим его еще чаще. Он приходил вчера, и позавчера, и позапозавчера, и позапозапозавчера, вот сколько! Ремонт давно закончен. Ящики выдвигаются как по маслу. Дверцы на новых петлях открываются и закрываются легко!
Пусть он проваливает восвояси и чтобы мы о нем больше не слышали! Таков вердикт, вынесенный нашим трибуналом. Обвиняемый и его адвокат нарушают закон.
— Он тебе ничего не сделал.
— Еще не хватало, чтоб сделал!
До чего же непримиримая у меня старшая сестра.
— Если маме хочется иметь дружка…
Ай-ай-ай… Язык мой — враг мой. У меня вырвалось слово, которого я с начала собрания старалась не произносить. Вот оно и сказано: у нашей мамы может завестись дружок. Это худшее, что может быть.
Глаза Коринны мечут молнии. Она не хотела ничего об этом знать, ни-че-го. Даже если все яснее ясного, не говорите ей. Сказать — значит признать. Озвучить противоестественное — сделать его реальным. Это из-за меня у Коринны пылают уши. Мама завела дружка — как она может быть такой злой? Вот в чем теперь вопрос вопросов. Наша жизнь переменится.
Коринна никак не придет в себя. Ей больно — так горят уши. Картинка, возникшая от моих слов, жжет ей язык, горло и сердце.
— Теперь все будет по-другому, — сдавленно выговаривает она наконец.
— Еще и лучше! — я хочу вышибить клин клином. — А то все одно и то же…
— Вот увидишь, он будет приходить чаще, чаще, а потом в один прекрасный день… возьмет и поселится здесь.
«То-то я буду рада, хоть у него и черные волосы!» — вертится у меня на языке.
Но я не могу в этом признаться из сострадания к ее ушам — им и так лихо. Я не могу распять мою старшую сестру — в одну руку ей уже вбила гвоздь наша мама. Только едва заметная улыбка меня выдает. И старшая сестра заметила эту малюсенькую улыбочку.
— А ты? Ты была бы рада, если бы мама вышла за него замуж?
Да, за кого угодно, — я была бы счастлива! Благословила бы первого встречного! Раскрыла бы ему объятия! Он или кто другой, какая разница! Пусть она выйдет замуж, и у нас будут родители — как у всех. На днях рождения мне больше не придется танцевать с ней медленные танцы. И оглядываться, не грустно ли ей часом. Это будет уже не по нашей вине. Это будет по его вине! Пусть он и отдувается. А мы — мы будем просто дети. И наше дело маленькое! Он наверняка водит машину. Нам больше не будут сигналить на дороге. За него нам не придется краснеть. И сосед будет смотреть на нас по-другому. И Кадер никогда больше меня не толкнет! И мне будет позволено «дурачиться»! Мужчины — они любят, когда дети дурачатся. Но я не хуже сестер знаю, что это невозможно. У нашей мамы никогда не будет мужа. Наша мама не из тех, у кого бывают мужья. В лучшем случае у нее заведется дружок да и тот сбежит, когда увидит приданое — трех дочек. Ничего этого я не говорю.
— А… Мне без разницы.
— Тебе без разницы?
У нее аж глаза выкатились от ужаса.
— А тебе?
Жоржетта опускает голову.
— А мне нет! Мне не без разницы! Я не хочу чтобы она выходила замуж!
Жоржетта вот-вот заплачет из солидарности со старшей сестрой.
— Пока он ей только дружок..
Это обещание: пока. Но он им не останется. Два голоса из трех «за». Подавляющее большинство. Решение принято и утверждено. Наша боевая единица пресечет это дело, как только представится возможность.
А возможность не замедлит представиться, кто бы сомневался. Мама ничего не сделает, не посоветовавшись с нами. Пресекать так пресекать. У нашей мамы не будет дружка. Она останется нашей разведенной мамой с тремя дочками от бывшего мужа-блондина.
